Мауад, Хамиль

Хамиль Мауад Jorge Jamil Mahuad Witt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Эквадора
10 августа 1998 — 21 января 2000
Предшественник:	Фабиан Аларкон
Преемник:	Густаво Нобоа
Рождение:	29 июля 1949(1949-07-29) (74 года) Лоха (Эквадор)
Партия:	Народная демократия
Награды:

Хо́рхе Хами́ль Мауа́д Витт (исп. Jorge Jamil Mahuad Witt; род. 29 июля 1949, Лоха, провинция Лоха, Эквадор) — президент Эквадора с 10 августа 1998 по 21 января 2000 года. Смещён в результате военного переворота.

Потомок эмигрантов из Ливана и Германии. Окончил Гарвардский университет, где изучал государственное управление. Член партии «Народная демократия». В 1992-98 годах был мэром Кито. В 1998 году был избран президентом страны; набрал 1 341 089 (35,3 %) голосов в первом туре и 2 243 000 (51,3 %) во втором, победив «бананового короля» Альваро Нобоа из Эквадорской рольдосистской партии.

В октябре 1998 года подписал в Бразилии соглашение о границе с Перу. Соглашение удовлетворяло обе стороны и заключалось в столетней аренде Эквадором спорного участка территории, остававшегося за Перу. Осенью 1999 года объявил о дефолте по внешнему долгу. 9 января 2000 года из-за сложной макроэкономической ситуации инициировал отказ от национальной валюты — эквадорского сукре — в пользу американского доллара, что вызвало недовольство профсоюзов и индейцев. 21 января индейцы и представители профсоюзов организовали массовые манифестации возле президентского дворца, требуя отставки Мауада. Вечером, когда протестующие попытались ворваться в дворец президента, на их сторону перешёл полк президентской гвардии во главе с Лусио Гутьерресом. Все вместе они вынудили Мауада тайно, на машине «скорой помощи», бежать из города на лояльную военную базу. Переворот подвергся осуждению США и соседних с Эквадором государств, в результате чего на следующий день Хунта национального спасения Гутьерреса передала власть гражданским лицам. 22 января парламент утвердил новым президентом вице-президента Густаво Нобоа. Сам Нобоа, однако, продолжил переход на американский доллар.

После своего свержения живёт в изгнании в США. В 2014 году эквадорский суд заочно приговорил его к 12 годам тюрьмы за растрату госсредств.

Отрывок, характеризующий Мауад, Хамиль

В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.