Нерознак, Владимир Петрович

Владимир Петрович Нерознак
в 2003 году
Дата рождения:	17 ноября 1939(1939-11-17)
Место рождения:	село Божедаровка, Павлоградский район, Омская область
Дата смерти:	2 ноября 2015(2015-11-02) (75 лет)
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	лингвистика
Место работы:	Институт языкознания АН СССР Военный институт Министерства обороны СССР Московский государственный лингвистический университет
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Научный руководитель:	А. В. Десницкая, И. М. Дьяконов, В. М. Жирмунский, Д. С. Лихачёв, И. М. Тронский
Известен как:	лингвист и общественный деятель
Награды и премии:	|

Влади́мир Петро́вич Нерозна́к (17 ноября 1939, село Божедаровка, Омская область — 2 ноября 2015) — советский и российский учёный-лингвист и общественный деятель. Доктор филологических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат Государственной премии РФ.

Отец журналиста, теле- и радиоведущего В. В. Нерознака.

Биография

В 1963 году окончил албанское отделение филологического университета Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова.

С 1966 по 1970 гг. — научный сотрудник Ленинградского отделения Института языковедения АН СССР.

С 1970 по 1985 гг. — младший научный сотрудник, затем старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР. В 1978 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора филологических наук.

С 1985 по 1987 гг. — учёный секретарь, а с 1987 по 1993 гг. — заместитель академика-секретаря Отделения литературы и языка АН СССР по научно-организационной работе.

В 1992—1995 годах — директор, а с 1995 года — заместитель директора Института языков народов России.

Одновременно с 1982 по 1991 годы был профессором кафедры германских языков Военного института Министерства обороны СССР, а с 1991 по 2006 годы — профессором и заведующим кафедрой теории словесности Московского государственного лингвистического университета.

С 1994 года — академик РАЕН.

Награды и премии

• Орден Дружбы (2000) — за заслуги перед государством, многолетний добросовестный труд и большой вклад в укрепление дружбы и сотрудничества между народами
• Лауреат Государственной премии РФ в области науки и техники (1995)
• Почётное звание «Заслуженный деятель науки РСФСР».

Общественная деятельность

• С 1991 по 1993 год — первый заместитель председателя Российского фонда культуры, где создал Совет по топонимике.
• Председатель Общества любителей российской словесности (1992—2004).
• Заместитель главного редактора журнала «Известия РАН. Серия литературы и языка».
• Член редакционных коллегий журналов «Русская речь» и «Наше наследие», член редакционного совета газеты «Москвичка».

Интересные факты

По данным Института языкознания РАН, Нерознак «сыграл большую роль в возвращении старых названий русских городов и улиц в Москве, Санкт-Петербурге и других городах».

Публикации

• Нерознак В. П.  Названия древнерусских городов / Отв. ред. акад. Д. С. Лихачёв. — М.: Наука, 1983. — 208 с. — 28 000 экз. (обл.)
• Нерознак В. П.  Палеобалканские языки. — М. 1978.

Отрывок, характеризующий Нерознак, Владимир Петрович

«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.