Падарин, Николай Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Падарин
Имя при рождении:

Николай Михайлович Падарин

Дата рождения:

10 мая 1867(1867-05-10)

Место рождения:

Вятка, Российская империя

Дата смерти:

25 марта 1918(1918-03-25) (50 лет)

Профессия:

драматический актёр

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Годы активности:

1892—1918

Псевдонимы:

Волжин

Театр:

Малый театр

Николай Михайлович Падарин (псевдоним Волжин; 1867—1918) — российский драматический актёр.





Биография

Николай Подарин родился и вырос в Вятской губернии, дата его рождения 28 апреля (10 мая1867 года[1].

Взяв псевдоним Волжин, он начал сценическую деятельность в театрах Поволжья[2]. Однако в дальнейшем работал под настоящей фамилией.

Поступил на драматические курсы при Московском театральном училище (класс А. П. Ленского), по их окончании в 1892 году был принят в московскую драматическую императорскую труппу (Малый театр), где прослужил до конца жизни. Правда, на один театральный сезон, сразу после первого года службы, в 1893—1894 гг. Николай Подарин был переведен на императорскую петербургскую сцену в Александринский театр, после чего вновь вернулся в Московский Малый театр. Всего на сцене Малого театра им было сыграно более 110 ролей[2].

Это было время кризиса классического театра, ухода от академических сценических решений, поиска новых театральных форм. По всей стране появлялись театральные студии. Однако императорские труппы продолжали работать в сложившихся традициях. Но всё же сознавая неотвратимость театрального кризиса и пытаясь создать актёрские места для не занятой в постановках молодёжи разросшихся трупп императорских Большого и Малого театров, в 1898 году Дирекцией Императорских театров был открыт филиал Малого театра, для чего арендован бывший Шелапутинский театр. Новый театр получил название «Новый театр», а возглавлял его А. П. Ленский. Современный адрес помещения: Театральная площадь, д. 2. Однако ожиданий эта молодёжная труппа не оправдала. Революционно настроенная страна сметала старые классические представления обо всем, в том числе и театральном искусстве. В 1907 году Новый театр был упразднён[3]. Какое-то время театр пробовал возглавлять другой режиссёр Малого театра князь А. И. Южин, но и у него ничего путного не вышло. Тем не менее за короткое время существования Новый театр позволил проявить себя молодым начинающим талантливым актёрам, среди которых был Николай Михайлович Падарин, работавший всё это время на двух сценах? и в самом Малом театре, и в его филиале. Кроме того, сцена филиала дала ему возможность попробовать себя в режиссуре, там он поставил первые свои спектакли, одновременно продолжая актёрскую деятельность. Страница сайта Малого театра также уверяет, что на сцене Нового театра Падарин поставил три спектакля (в 1906, 1910 и 1911 гг.)[4]. Однако репертуарные страницы того же сайта называют только первый спектакль (11 января 1906 «Для счастья» по пьесе С.Пшибышевского) поставленным в Новом театре[5]. Две другие постановки там не могли пройти дирекция императорских театров к тому времени прекратила его аренду. В 1909 г. помещение арендовал К. Н. Незлобин, перенеся свою антрепризу в Москву[6], сейчас в этом здании находится Российский академический молодёжный театр (РАМТ).

С 1904 года Падарин был определен в должности очередного режиссёра Малого театра и включен в состав режиссёрского совета, в который входили: А. М. Кондратьев, И. С. Платон, А. П. Ленский, А. И. Южин, О. А. Правдин, А. К. Ильинский, А. А. Федотов и Н. М. Падарин.

Падарин был одним из лучших исполнителей характерных и бытовых ролей, обладал большим драматическим темпераментом[7].

Занимался педагогической деятельностью.

Осенью 1914 года актриса Малого театра А. А. Матвеева открыла свою драматическую школу: несмотря на начавшуюся войну, артистическая жизнь в Москве продолжалась. Это было просторное помещение бывшей Адашевской школы, оно занимало целый этаж большого дома Фабрициуса на Арбатской площади. Педагогами были приглашены артисты Малого театра, в том числе Падарин. Об ученичестве у Падарина рассказывала младшая сестра А. А. Матвеевой, ученица школы, будущая актриса Малого театра Н. А. Белёвцева в мемуарной книге «Глазами актрисы»: "…на моем курсе преподавали Падарин и И. Н. Худолеев. Третьим преподавателем был И. Н. Певцов, тогда ещё только начинавший свою блестящую карьеру в Москве. Итак, три преподавателя и все трое совершенно различные по своим приемам, по своим методам.

Николай Михайлович Падарин требовал от учеников только чувства, только искренности, только правды, на всё остальное он закрывал глаза. Он был абсолютно равнодушен к форме. Сядет, бывало, и вытягивает из нас «чувство»: расскажет вначале, какое должно быть впечатление от данной сцены, а потом если слышит в исполнении студийцев фальшь, лицо его делается до того безразличным, что невольно человек останавливается и не идёт дальше. Если же у ученика прорвётся хоть одна живая нота, глаза его улыбаются, нередко на них выступают слёзы[8].

Много позже он преподавал сценическое искусство в Московской консерватории.

Круг интересов Николая Михайловича Падарина был весьма обширен. Он был не чужд и политической активности, и общался со многими выдающимися людьми своего времени: дружил с Шаляпиным, переписывался с Собиновым, даже немного работал со Станиславским, был знаком с Ульяновым-Лениным. Однако политических убеждений главного вождя революции явно не разделял — Падарин состоял в партии кадетов.

Творчество

Постановки в театре

Роли в театре

Критика о Н. М. Падарине

Талант Николая Падарина отмечали А. П. Чехов (переписка с Т. Л. Щепкиной-Куперник)[9]), театроведы В. П. Преображенский и Н. Е. Эфрос (Эфрос Н., Н. М. Падарин, «Рампа и жизнь», 1918. 13. с. 5-6[7]).

Н. Г. Зограф в книге «Малый театр в конце XIX — начале XX века» пишет:
"В пьесе современного драматурга E.Карпова «Жрица любви» (1893) молодой Падарин с успехом играл эпизодическую роль журналиста. «У него несколько слов, писал критик, но от тона речи, ото всей фигуры его получалось впечатление такой вульгарной тупости, чего-то нравственно неопрятного, наглого, трусливого, и в то же время шустрого и проворного, что можно было залюбоваться» (Ю.Николаев (Ю. Н. Говоруха-Отрок) «Театральная хроника» «Московские ведомости», 11 апреля 1893 года)"[10].

«Бесспорно даровитый комик-резонер, прекрасный на роли купцов в комедиях Островского — так оценивали Николая Михайловича Падарина на экзаменационном спектакле. Актёр хорошо воспроизводил внешние хара́ктерные особенности роли, её бытовой колорит. Без излишних подчеркиваний, при внешней простоте игры он находил интонации и мимику, удачно передающие комизм Подколесина. Но в ролях, требующих драматических моментов, порывистых или трогательных он был суховат. Так, в Коркине („Каширская старина“), великолепно раскрывая его самодурство, хитрость, чванливость, он не захватывал зрителя в сценах горячего отцовского чувства. „Тут, писал Преображенский, может быть отчасти является причиной голос артиста, сильный и громкий, но суховатый, не гибкий, не поддающийся тем разнообразным модуляциям, которые являются голосом сердца или страсти. Но мне кажется, что дело не в одном голосе, а в темпераменте артиста, и что его настоящий удел характер, а не страсти, комедия, а не драма“ (В. П. Преображенский) „Два утренника в Малом театре“. „Семья“, 1896, 41)»[10].

Напишите отзыв о статье "Падарин, Николай Михайлович"

Примечания

  1. Русский драматический театр: Энциклопедия / Под общ. ред. М. И. Андреева, Н. Э. Звенигородской, А. В. Мартыновой и др. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — 568 с.: ил. ISBN 5-85270-167-X
  2. 1 2 [old.herzenlib.ru/index.php?r=izdania&p=dates&y=2007&m=may Кировская ордена Почёта государственная универсальная областная научная библиотека имени А. И. Герцена]
  3. [moscow.stolnygrad.ru/moscowbooks-07/moscowtimes-054.html Новый театр открыт в 1898, автор О. М. Фельдман]
  4. [www.maly.ru/news_more.php?number=1&day=13&month=9&year=2006 Николай Михайлович Падарин на сайте Малого театра]
  5. 1 2 3 [www.maly.ru/fwd2.php?var=/!_work/history/repertuar10.html Репертуар Малого театра 1910—1920 гг.]
  6. [slovari.yandex.ru/dict/krugosvet/article/c/c4/1011286.htm Частный театр Незлобина в энциклопедии «Кругосвет»](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2874 дня))
  7. 1 2 Театральная энциклопедия. Гл. ред. П. А. Марков. Т. 4 — М.: Советская энциклопедия, Нежин — Сярев, 1965, 1152 стб. с илл., 6 л. илл.
  8. [www.maly.ru/news_more.php?number=16&day=1&month=1&year=1974 из книги Н. А. Белевцевой «Глазами актрисы»]
  9. [feb-web.ru/feb/chekhov/texts/sp0/pi7/PI7-385-.htm Чехов. ПСС. Письма. Т.7 1979]
  10. 1 2 [old.maly.ru/!_work/history/padarinn.html По книге Н. Г. Зографа «Малый театр в конце XIX — начале XX века»]

Ссылки

  • [www.maly.ru/news_more.php?number=1&day=13&month=9&year=2006 Николай Михайлович Падарин на сайте Малого театра]
  • [old.maly.ru/!_work/history/padarinn.html По книге Н. Г. Зографа «Малый театр в конце XIX — начале XX века»]

Отрывок, характеризующий Падарин, Николай Михайлович

– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.