Переводчица (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Переводчица
The Interpreter
Жанр

драма
триллер
детектив

Режиссёр

Сидни Поллак

Продюсер

Тим Беван
Эрик Феллнер
Кевин Мишер

Автор
сценария

Чарльз Рэндольф
Скотт Фрэнк
Стивен Заиллян
Мартин Стеллмен
Брайан Уорд

В главных
ролях

Николь Кидман
Шон Пенн

Оператор

Дариус Хонджи

Композитор

Джеймс Ньютон Ховард

Кинокомпания

Mirage Entertainment, Misher Films, Motion Picture JOTA Produktions, Studio Canal, Universal Pictures, Working Title Films

Длительность

128 мин.

Бюджет

80 млн. $

Сборы

163 млн. $

Страна

США США
Франция Франция
Великобритания Великобритания
Германия Германия

Год

2005

IMDb

ID 373926

К:Фильмы 2005 года

«Перево́дчица» (англ. The Interpreter) — художественный фильм Сидни Поллака, его последняя режиссёрская работа.





Сюжет

Переводчик-синхронист с французского и испанского языков Сильвия Брум (Николь Кидман) работает в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Однажды случайно она становится свидетельницей разговора в зале пленарных заседаний генеральной ассамблеи. Заговорщики планируют покушение на лидера-тирана африканской страны Матобо, доктора Эдмонда Зуани, который собирается выступить через несколько дней перед ассамблеей. Сообщив об услышанном службе безопасности ООН, Сильвия попадает в поле зрения сотрудников секретной службы, в чьи обязанности входит сопровождение первых лиц и их охрана.

По ходу развития действия оказывается, что сама Сильвия родилась в Матобо, а её младшая сестра и родители подорвались на мине, заложенной боевиками Зуани, так что есть все основания подозревать Сильвию в причастности к данному покушению.

Несмотря на то, что старший брат Сильвии — Саймон, погибает в первых сценах фильма, его возможная причастность к услышанному лишь подкрепляет предположения сотрудников секретной службы.

Дело ведёт детектив (играет Шон Пенн), который впоследствии влюбляется в Сильвию.

В ролях

Актёр Роль
Николь Кидман Сильвия Брум Сильвия Брум
Шон Пенн Тобин Келлер Тобин Келлер
Кэтрин Кинер Дот Вудс Дот Вудс
Йеспер Кристенсен Нилс Луд Нилс Луд
Иван Атталь Филипп Филипп
Ирл Камерон Зувани Зувани
Джордж Харрис Куман-Куман Куман-Куман
Майкл Райт Маркус Маркус
Сидни Поллак Джей Петтигрю Джей Петтигрю
Клайд Кусацу Ли Ву Шеф полиции Ли Ву
Эрик Кинлисайд Рори Роб Рори Роб
Хьюго Спир Саймон Брум Саймон Брум
Маз Джобрани Мо Мо
Юсуф Гейтвуд Даг Даг
Кертисс Кук Айен Ксола Айен Ксола
Байрон Атли Джин Гамба Джин Гамба
Ловари Кук Кук

Интересные факты

  • Съёмки картины должны были первоначально проводиться в Торонто. Точная копия Генеральной Ассамблеи ООН оказалась очень дорогой, поэтому были приняты усилия по решению вопроса съёмок в натуральных декорациях на уикендах.
  • Несмотря на повышенную безопасность в ООН и опасения террористических атак, членам съёмочной группы разрешили проносить ножи для работы.
  • Сидни Поллак потерял много нервов, добиваясь разрешения на съёмки в ООН. В итоге, дойдя до Кофи Аннана, режиссёр таки взял своё. Съёмки проходили в выходные дни, чтобы не мешать рабочему процессу организации.
  • Николь Кидман пришлось прерывать съёмки в картине для пересъёмки отдельных сцен в «Стэпфордских женах», которые получили негативные оценки после первого тест-просмотра.
  • Большинство массовки — реальные сотрудники ООН, которым было разрешено участвовать в съёмках после подписания определённых документов.
  • Это первый и на декабрь 2012 единственный[1] фильм в истории кино, снятый внутри Штаба Организации Объединённых Наций.
  • Тэглайн картины гласит: «Правда не нуждается в переводе».
  • Год выхода фильма совпал с 450-летием со дня официального начала переводческой деятельности в России. По этому случаю на пресс-показ фильма пригласили Леонида Володарского собственной персоной, который и озвучивал ещё не дублированный оригинал, так что для журналистов герои Поллака говорили голосом, навевающим воспоминания из буйной молодости.
  • В фильме фигурирует вымышленное африканское государство. В реальности название Матобо носят холмы в Зимбабве.
  • Поллак хотел снять в главной роли Наоми Уоттс, но та уступила роль своей подруге Николь Кидман, которая горела желанием сняться в этом фильме. Она подписала контракт даже не читая сценарий.
  • Мировые кассовые сборы фильма превысили $160 000 000 (при бюджете картины $80 000 000).

Саундтрек

Все композиции к фильму написал Джеймс Ньютон Ховард.

Название Длительность
1. «Matobo» 8:22
2. «Silvia Is Followed» 1:25
3. «Tobin Comes Home» 2:18
4. «Silvias Background» 1:06
5. «Philippe» 1:29
6. «Drowing Man Trail (Atolago)» 1:47
7. «Guy Forgot His Lunch» 3:03
8. «Phonecall» 1:11
9. «Simons Journals» 3:06
10. «Silvia Showers» 2:53
11. «Did He Leave a Note?» 3:58
12. «Zuwanie Arrival at UN» 6:00
13. «Assassin» 4:14
14. «End Credits (Atolago)» 4:10
43:02

Напишите отзыв о статье "Переводчица (фильм)"

Примечания

  1. [www.vesti.ru/videos?vid=374391 Вести. Ru: Организация. Фильм Евгения Попова]

Ссылки

  • «Переводчица» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [movies.about.com/od/theinterpreter/a/interpret042105.htm Переводчица] на сайте movies.about.com (англ.)
  • [www.theinterpretermovie.com/ Официальный сайт] (англ.)
  • [www.allmovie.com/movie/v302355 Переводчица] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.rottentomatoes.com/m/interpreter/ «Переводчица»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Переводчица (фильм)

– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.