Перику

Перику, Pericú (варианты написания названия на испанском языке: Pericues, Cora, Edues) — аборигены Калифорнийского полуострова (крайняя южная оконечность современного мексиканского штата Южная Нижняя Калифорния). Племя исчезло в конце XVIII века.

Территория

Исконной территорией племени перику является полуостров Нижняя Калифорния, от мыса Сан-Лукас и на восток до мыса Пульмо, а также острова в Калифорнийском заливе — Серральво, Эспириту-Санто, Ла-Партида и Сан-Хосе. Уильям Масси (William C. Massey, 1949) полагал, что восточную часть мыса, включая Байя-де-лас-Пальмас и Байя-Вентана, занимало племя из группы гуайкура, известное как кора. Последующие исследования показали, что «кора» — синоним перику (Laylander 1997).

Что касается Южной Нижней Калифорнии (регион Ла-Пас), вопрос о проживании там перику остаётся спорным. Масси считал, что там жили два племени из группы гуайкура — кора и арипе. Майкл Мейзес (W. Michael Mathes, 1975) полагал, что эта территория принадлежала перику в 16 и 17 веках, однако была захвачена племенем гуайкура где-то в период 1668—1720 гг. Согласно альтернативной гипотезе, данная территория была предметом споров между перику и гуайкура в исторический период.

Язык

Письменные свидетельства о языке перику ограничены несколькими словами и десятком топонимов (León-Portilla 1976). Иезуитские миссионеры отмечали, что язык перику не похож на язык их соседей и врагов гуайкура. Массей (Massey, 1949) предположил о родстве двух данных языков, однако его предположение основывается прежде всего на их географической близости.

Доисторический период

Наиболее ранние археологические находки на территории, где к моменту прихода испанцев проживали перику, относятся к раннему голоцену, около 10000 лет назад, и, возможно, даже к позднему плейстоцену (Fujita 2006). Характерные гипердолихоцефальные (удлинённые) черепа, обнаруженные в захоронениях на Калифорнийском мысу, заставили ряд исследователей предположить, что предки перику представляли собой потомков либо транстихоокеанской миграции, либо ранней волны палеоиндейской колонизации Америки (González-José et al. 2003; Rivet 1909). Однако анализ ДНК показал, что «в группе представлены все те же гаплогруппы, что и у других индейцев, что позволяет предположить возможность процессов местной дифференциации данной конкретной группы».

С племенем перику связан характерный погребальный комплекс Лас-Пальмас (Las Palmas burial complex), где были обнаружены вторичные погребения с телами, окрашенными красной охрой и помещёнными в пещеры (Massey 1955). О длительной изоляции перику и в целом региона Южной Нижней Калифорнии, а также об архаичности их быта свидетельствует то, что они ещё в XVII веке продолжали использовать атлатль и дротик, а также лук и стрелы, тогда как на большей части Северной Америки они уже вышли из употребления (Massey 1961).

Харуми Фудзита (Harumi Fujita, 2006) отметил изменение традиций в эксплуатации морских ресурсов и в поселениях доисторического Калифорнийского мыса. По мнению Фудзита, после примерно 1000 г. н. э. там возникли 4 крупных социально-экономических и церемониальных центра: близ Кабо-Сан-Лукас, Кабо-Пульмо, Ла-Пас и на острове Святого Духа.

Исторический период

Европейцы начали контактировать с племенем перику с 1530-х годов. Первым их встретил Фортун Хименес и мятежники из экспедиции, посланной Э. Кортесом, завоевателем центральной Мексики. За ними вскоре последовала экспедиция самого Кортеса (Mathes 1973). С 16-го по начало XVIII века перику неоднократно встречались с различными европейскими экспедициями, причём отношения в одних случаях были дружественными, в других доходило до столкновений.

Иезуиты основали свою первую постоянную миссию в Нижней Калифорнии в Лорето в 1697 году, однако лишь через два десятилетия они решили распространить своё влияние на территорию мыса. Для племени перику (и для других соседних племён) были основаны миссии в Ла-Пас (1720), Сантьяго (1724) и Сан-Хосе-дель-Кабо (1730).

В 1734 г. в ходе восстания перику двое миссионеров были убиты, и контроль иезуитов над мысом прервался на 2 года (Taraval 1931). Однако в гораздо большей степени пострадали сами перику, не только потерявшие в восстании много погибших, но и начавшие вымирать от занесённых европейцами болезней. Ко времени, когда испанская корона изгнала в 1768 г. иезуитов из Нижней Калифорнии, племя перику перестало существовать как самостоятельная культурная единица, хотя часть современного местного населения, возможно, является их потомками, в том числе от смешанных браков.

Традиционная культура

Быт перику известен главным образом по рассказам ранних европейских колонизаторов (Laylander 2000; Mathes 2006). Наиболее подробный рассказ оставили британские пираты (приватиры), проведшие длительное время на мысу Сан-Лукас в 1709—1710 гг. и в 1721 гг. (Andrews 1979).

Натуральное хозяйство и материальная культура

Хозяйство перику было ориентировано на море: они ловили рыбу, собирали раковины, добывали морских млекопитающих из вод южной части Калифорнийского залива. Также важную роль в рационе играли такие наземные ресурсы, как агава, плоды кактусов, мелкая дичь и олени. Сельское хозяйство не практиковалось.

С другой стороны, перику были одним из немногих народов доколумбовой Калифорнии, у которых были более совершенные суда, чем распространённые среди других племён плоты из бальсового дерева. Перику строили деревянные плоты и использовали двойные вёсла. Рыбу добывали при помощи сетей, копий и гарпунов, а на животных охотились с помощью копий, луков и стрел. В качестве контейнеров использовались плетёные сумки, корзины и высушенные тыквы, керамика была неизвестна.

Жилища и одежда были довольно неприхотливыми. Женщины носили юбки из волокон растений или шкуры животных. Украшения были распространены как среди мужчин, так и среди женщин.

Социальная организация

Разделение труда было основано на факторах возраста и пола. Сообщения европейских путешественников о семейных отношениях в племени перику противоречивы: в одних говорится о моногамии, в других - о полигамии. Отдельные общины-поселения перику были независимы друг от друга. Титул вождя наследовался, иногда вождями могли быть женщины. Часто вспыхивали войны, как с другими племенами, так и между различными общинами перику. Особенно часто перику конфликтовали с племенем гуайкура.

Литература

• Andrews, Thomas F. 1979. English Privateers at Cabo San Lucas. Dawson’s Book Shop, Los Angeles.
• Fujita, Harumi. 2006. «The Cape Region». In The Prehistory of Baja California: Advances in the Archaeology of the Forgotten Peninsula, edited by Don Laylander and Jerry D. Moore, pp. 82–98. University Press of Florida, Gainesville.
• González-José, Rolando, Antonio González-Martín, Miguel Hernández, Hector M. Pucciarelli, Marina Sardi, Alfonso Rosales, and Silvina van der Molen. 2003. «Craniometric evidence for Palaeoamerican survival in Baja California». Nature 425:62-65.
• Laylander, Don. 1997. «The linguistic prehistory of Baja California». In Contributions to the Linguistic Prehistory of Central and Baja California, edited by Gary S. Breschini and Trudy Haversat, pp. 1–94. Coyote Press, Salinas, California.
• Laylander, Don. 2000. Early Ethnography of the Californias: 1533—1825. Coyote Press, Salinas, California.
• Leon-Portilla, Miguel. 1976. «Sobre la lengua pericú de la Baja California». Anales de Antropologia 13:87-101.
• Massey, William C. 1949. «Tribes and languages of Baja California». Southwestern Journal of Anthropology 5:272:307.
• Massey, William C. 1955. Culture History in the Cape Region of Baja California, Mexico. Ph.D. dissertation, University of California, Berkeley.
• Massey, William C. 1961. «The survival of the dart-thrower on the peninsula of Baja California». Southwestern Journal of Anthropology 17:81-93.
• Mathes, W. Michael. 1973. The Conquistador in California: 1535. Dawson’s Book Shop, Los Anegles.
• Mathes, W. Michael. 1975. «Some new observations relative to the indigenous inhabitants of La Paz, Baja California Sur». Journal of California Anthropology 2:180-182.
• Mathes, W. Michael. 2006. «Ethnohistoric Evidence». In The Prehistory of Baja California: Advances in the Archaeology of the Forgotten Peninsula, edited by Don Laylander and Jerry D. Moore, pp. 42–66. University Press of Florida, Gainesville.
• Rivet, Paul. 1909. «Recherches anthropologiques sur la Basse-Californie». Journal de la Société des Américanistes de Paris 6:147-253.
• Taraval, Sigismundo. 1931. The Indian Uprising in Lower California, 1734—1737. Quivira Society, Los Angeles.
• Venegas, Miguel. 1979. Obras californianas del padre Miguel Venegas, S.J. 5 vols. Universidad Autónoma de Baja California Sur, La Paz, Mexico.

Отрывок, характеризующий Перику

– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.