Плеттенберг, Вальтер фон
| Вальтер фон Плеттенберг Wolter von Plettenberg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение на золотой монете</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1494 — 28 февраля 1535 | |||
| Предшественник: | Иоганн Фридрих фон Лоринкгофен | ||
| Преемник: | Герман фон Брюггеноэ | ||
| Вероисповедание: | католик | ||
| Рождение: | около 1450 Вельфер | ||
| Смерть: | 28 февраля 1535 Цесис | ||
Вальтер фон Плеттенберг (нем. Wolter von Plettenberg; ок. 1450 — 28 февраля 1535) — магистр Ливонского ордена с 1494 года и по 1535 год, важная фигура в ранней истории балтийских немцев.[1]
Содержание
Ранние годы
Вальтер фон Плеттенберг родился в замке Мейрих, Вельфер, Вестфалия. С десяти лет он жил в Нарве, где уже в пятнадцать лет вступил в Орден. В 1482—1488 гг. занимал должность фогта Резекне. В 1489 году он был избран ландмаршалом Ливонского Ордена (Landmarschall), в 1491 году он успешно боролся против города Риги и был избран новым магистром Ливонского Ордена в 1494 году.
Война с Великим княжеством Московским
В том же 1494 году Москва закрыла представительства Ганзейского союза в Новгороде, а ганзейские купцы (большинство из них были ливонцы) — посажены в тюрьму. В результате Ливония оказалась в состоянии войны с Великим княжеством Московским.
В 1498 году после провала переговоров Плеттенберг стал готовиться к нападению на Псков — тогда ещё формально независимое государство, но под сильным влиянием Москвы.
В 1500—1501 году Плеттенберг вёл переговоры с великим князем литовским Александром Ягеллоном, который воевал с Великим княжеством Московским с 1499 года. В результате был заключён союз — Венденский договор 1501 года. Он также попытался убедить римского папу Александра VI объявить крестовый поход на Русь, но тщетно.
В войне 1501—1503 годов с Великим княжеством Московским, Плеттенберг использовал все преимущества современных ему вооружений (тяжёлую кавалерию, артиллерию) и тактические приёмы. Это позволило ему в августе 1501 года выиграть сражение на реке Серице, где армия Ливонской конфедерации в 8000 пехотинцев и 4000 всадников победила русских.[2]. Существуют различные оценки численности армий, К. В. Базилевич сделал вывод о численности русских войск в 6000, а немецких (4000 тяжелая конница, 2000 пехота). Однако без помощи литовцев Плеттенберг не смог покорить Псков и Изборск и ограничился тем, что разграбил и сжёг крепости Остров и Ивангород.[1] 
Зимой 1501—1502 годов русские в свою очередь довольно сильно разорили Восточную Ливонию, победив Плеттенерга в битве под замком Гельмед.
Многие правители Ливонии хотели мира с Великим княжеством Московским. Однако Плеттенберг решил продолжать войну и попытался покорить Псков ещё один раз. Но подошедшая из Москвы подмога вынудила его отступить к юго-западу от города.
13 сентября 1502 года Плеттенберг выиграл битву на озере Смолино (недалеко от деревни Палкино в Псковской области). Его войско насчитывало с 5000 человек против около 12000 русских.[3] Следующий день, 14 сентября, стал праздноваться как День Победы в Ливонии. После этой битвы в 1503 году между Иваном III и Ливонией был заключен мир на условиях лат. status quo ante bellum — возвращение статус кво, то есть, к состоянию границ до начала военных действий.
Протестантская реформация
В ходе протестантской реформации, Плеттенберг поддержал лютеран, надеясь таким образом подчинить католического архиепископа Риги. Сама Ливония управлялась с большим трудом, будучи разделенной между Орденом, епархией и богатыми городами — Ригой, Ревелем и Дерптом. В 1525 году Плеттенберг отказался принять лютеранство и стать светским правителем Ливонии подобно тому, как это сделал в Пруссии великий магистр Альбрехт. Вместо этого Плеттенберг стал вассалом и имперским принцем (Reichsfürst) императора Карла V, надеясь таким путём получить прямую поддержку со стороны Священной Римской империи. В начале 1535 года в возрасте около 85 лет он умер. Захоронен в Цесисе в Церкви Святого Иоанна.
Напишите отзыв о статье "Плеттенберг, Вальтер фон"
Примечания
- ↑ 1 2 Бальтазар Руссов Хроника провинции Ливония [www.vostlit.info/Texts/rus12/Russow/text24.phtml?id=1290 Вольтер фон Плетенберг, сорок первый магистр тевтонского ордена в Ливонии, 1495—1535 г.]
- ↑ Вильгельм Ленц считает это число наиболее вероятным. Фигурирующее в других источниках общее число 40000 (с учетом обоза и обслуги) весьма малоправдоподобно. In: Die Auswärtige Politik des livländischen Ordensmeisters Walter von Plettenberg bis 1510. Riga, 1929, p. 33
- ↑ Это число основано на одном из документов Ордена. Фигурирующее в других источниках число от 40000 до 90000 представляется маловероятным (Lenz, p. 43-44)
Литература
- Рига: Энциклопедия = Enciklopēdija «Rīga» / Гл. ред. П. П. Еран. — 1-е изд.. — Рига: Главная редакция энциклопедий, 1989. — С. 537. — 880 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-89960-002-0.
Отрывок, характеризующий Плеттенберг, Вальтер фон
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
