Полевые лилии (фильм, 1963)
Полевые лилии | |
Lilies of the Field | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария |
Уильям Барретт (роман) |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
94 мин. |
Бюджет |
240 000 $ |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Полевые лилии» (англ. Lilies of the Field) — фильм режиссёра Ральфа Нельсона, выпущенный в 1963 году. В основу фильма лёг одноимённый роман Уильяма Эдмунда Барретта.
Содержание
Сюжет
Молодой афроамериканец Гомер Смит, путешествующий по пустынной местности где-то в Аризоне, в поисках воды для своего автомобиля заезжает на ферму, где живут несколько монахинь. Возглавляющая их мать Мария обращается к Смиту, называя его на немецкий манер Шмидтом, и приказным тоном требует от него помощи. Удивлённый таким отношением афроамериканец уезжает, но через некоторое время возвращается и соглашается за плату один день поработать для сестёр. Починив по просьбе последних крышу, он выставляет счёт, но мать Мария, не обращая на это никакого внимания, приглашает героя на ужин. В ходе последующей беседы Гомер узнаёт, что женщины приехали из Германии, Австрии и Венгрии, специально для служения церкви, и с английским у них проблемы. Он начинает их учить языку по-своему, без помощи граммофона, что вызывает радость у сестёр.
Поняв затем, что мать Мария и не собирается ему платить ни цента, Гомер сообщает об отъезде, но женщина показывает ему рисунок и сообщает, что хочет вместе с ним построить церковь. Вынудив удивлённого героя начать работы, она удаляется. Вечером, пытаясь убедить друг друга в своей правоте, Мария и Смит начинают обмениваться цитатами из Библии, и в ответ на слова Гомера о том, что он беден и не может просто так работать, женщина заставляет его прочесть отрывок из Евангелия от Матфея (Мф. 6:27—33) о полевых лилиях. Замолчавшему герою мать Мария сообщает, что завтра он должен отвезти их на католическую мессу в город, иначе им придётся это делать пешком. Гомер баптист, но он отвозит женщин в город, надеясь перекусить там, ибо питание на ферме весьма и весьма скудное.
Приехав в городок, он видит перед собой отца Мёрфи и передвижную церковь. Зайдя в местное кафе, Смит от хозяина по имени Хуан узнаёт о том, что женщины приехали из Восточной Европы, из-за Стены, после того как им отдал землю местный фермер. Затем уже от отца Мёрфи он узнаёт, что мать Мария всем рассказала о планах на строительство церкви.
Когда по приезде женщины собираются возле дома и начинают петь, Гомер подходит послушать, а затем, в ответ на просьбу спеть что-нибудь, соглашается и просит сестёр помочь ему с припевом. Вместе они исполняют песню «Amen» Джестера Хейрстона.
На следующее утро Смит отвозит женщин, желающих попросить местного строительного подрядчика мистера Эштона помочь со стройматериалами, в городок Норфолк. Заметив строительную технику, Гомер, нуждаясь в средствах для нормального пропитания, предлагает свои услуги Эштону, на что тот отвечает согласием. Вернувшись на ферму, Смит даёт согласие на постройку церкви, сообщив матери Марии, что материалов нужно намного больше, чем имеется. В ответ женщины начинают коллективно писать письма в различные благотворительные организации с просьбами о помощи. Два раза в неделю отлучаясь в город для работы, Смит, кроме прочего, покупает угощения и для сестёр. На очередной мессе героя представляют местным жителям и рассказывают об идущем строительстве. Но вот стройматериалы заканчиваются, вместо помощи приходят одни отказы, и Гомер не выдерживает, обвиняя во всём мать Марию. Сравнив её действия с Гитлером, он уезжает.
Проходят недели, жизнь сестёр постепенно возвращается в прежнее русло, но во время очередной пешей прогулки на мессу их подбирает Смит. Гордые, они прибывают на службу. Постепенно, прослышав о начавшейся работе, к месту строительства стягиваются местные верующие, каждый помогает, чем может — строительными материалами или предлагая свои услуги. Гомер, желавший когда-то сам стать архитектором, но упустивший шанс, с ревностью относится к попыткам местных подключиться к процессу, утверждая, что и один сможет закончить строительство. Со временем он сдаётся и соглашается на помощь. Сдаётся и Эштон, который привозит для постройки машину прекрасного кирпича. В конце постройки Смит сам водружает крест на крыше церкви и пишет свои имя и фамилию на цементе в его основании. Прибывает отец Мёрфи и, удивлённый, благодарит Смита и сестёр за всё.
Вечером Гомер даёт прощальный урок английского для сестёр, пытаясь с помощью разучиваемых фраз заставить их признать, что это он построил церковь. Затем он затягивает ту самую песню, «Amen», женщины подхватывают, и пока длится пение, Гомер Смит незаметно покидает их дом. Лишь потрясённая мать Мария замечает его уход и отъезд, но ничего не предпринимает на этот раз, чтобы остановить героя.
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Сидни Пуатье | Гомер Смит |
Лилия Скала | мать Мария |
Лиза Манн | сестра Гертруда |
Айза Крино | сестра Агнес |
Франческа Джарвис | сестра Альбертина |
Памела Бренч | сестра Элизабет |
Дэн Фрэйзер | отец Мёрфи |
Награды и номинации
Год | Премия | Категория | Имя | Результат |
---|---|---|---|---|
1964 | Оскар | Лучшая мужская роль | Сидни Пуатье | Победа |
Лучшая женская роль второго плана | Лилия Скала | Номинация | ||
Лучшая операторская работа | Эрнест Галлер | Номинация | ||
Лучший фильм | Ральф Нельсон | Номинация | ||
Лучший адаптированный сценарий | Джеймс По | Номинация | ||
1965 | BAFTA | Лучший иностранный актёр | Сидни Пуатье | Номинация |
1963 | Берлинский кинофестиваль | Серебряный медведь за лучшую мужскую роль | Сидни Пуатье | Победа |
Interfilm Award | Ральф Нельсон | Победа | ||
OCIC Award | Ральф Нельсон | Победа | ||
Приз юношеского кинематографа — особое упоминание за лучший игровой фильм | Ральф Нельсон | Победа | ||
Золотой медведь | Ральф Нельсон | Номинация | ||
1965 | Blue Ribbon Awards | Лучший фильм на иностранном языке | Ральф Нельсон | Победа |
1964 | Directors Guild of America Award | Выдающийся режиссёрский вклад в игровое кино | Ральф Нельсон | Номинация |
1964 | Золотой глобус | Лучшая мужская роль (драма) | Сидни Пуатье | Победа |
Best Film Promoting International Understanding | Победа | |||
Лучший фильм — драма | Номинация | |||
Лучшая женская роль второго плана | Лилия Скала | Номинация | ||
1964 | Премия Гильдии сценаристов США | Лучший сценарий для американской комедии | Джеймс По | Победа |
1963 | Национальный совет кинокритиков США | Лучшие десять фильмов | Победа |
Напишите отзыв о статье "Полевые лилии (фильм, 1963)"
Ссылки
- «Полевые лилии» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v29373 Полевые лилии] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/1012370-lilies_of_the_field/ «Полевые лилии»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
Отрывок, характеризующий Полевые лилии (фильм, 1963)
Будут все враги у ног» и т.д.Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»