Рогачёв, Дмитрий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Рогачёв
Имя при рождении:

Дмитрий Васильевич Рогачёв

Дата рождения:

19 ноября 1975(1975-11-19)

Место рождения:

Ворошиловград, УССР, СССР

Дата смерти:

18 сентября 2011(2011-09-18) (35 лет)

Место смерти:

Бишкек, Киргизия

Гражданство:

Украина

Род деятельности:

прозаик, переводчик

Жанр:

роман, рассказ

Язык произведений:

русский

Премии:

Большая литературная премия России за 2008 год

Дми́трий Васи́льевич Рогачёв (19 ноября 1975, Ворошиловград — 18 сентября 2011, Бишкек) — русский писатель, член Союза писателей России, лауреат Большой Литературной премии России за 2008 год за роман «Москва-Сталинград».





Биография

Родился в городе Луганске (тогда Ворошиловград).

По окончании исторического факультета Луганского педагогического университета имени Т. Г. Шевченко по специальности «история-английский язык и литература» в 1997 году, переехал в Москву. Работая переводчиком в различных организациях, параллельно занимался литературным трудом. В это время были написаны такие рассказы как «Один день из жизни», «Раскаты грома и Беатрисса Роне», «Красно-белый вечер в Луже», и другие.

В 2003 году Дмитрий Рогачёв взялся за написание масштабного романа под названием «Пустослов». Само название — скрытая цитата из Деяний Апостолов 17:18, где греческие философы, столкнувшись с проповедью святого апостола Павла, лишь вопрошали: «Что хочет сказать этот суеслов?».[1]. Роман был написан за три года. В это время автору пришлось оставить работу переводчика, чтобы отдавать всё время своему произведению. Значительная его часть была написана в Москве и Луганске, а остальное — в Ялте.

В 2006 году Дмитрий Рогачёв возвращается в Москву для публикации своего романа, состоящего из нескольких самостоятельных частей. Одна из таких частей, под названием «Москва-Сталинград», выходит в «Роман-журнале XXI век». Так описывает встречу с молодым писателем Марина Ганичева, секретарь Союза писателей России:

М. В. Ганичева
Этого нам никогда не забыть. Литература, литературное произведение стало фактом жизни великого города, фактом жизни страны…

Как это было. Молодой тридцатилетний автор, Дмитрий Рогачёв, о котором мы не знали и не ведали, зашел два года назад в редакцию, принес рукопись на диске и спросил, можно ли сдать рукопись в редакцию. – А что это? – Роман – сказал гость в очках и покраснел. – О чём? – О матче между Московским «Спартаком» и Сталинградским «Динамо» в 1943 году, сразу после Сталинградской битвы, 2 мая… – Большой? – 200 страниц… – Мы, молодой человек, страницами не считаем, а считаем авторскими листами. Вот так. А в одном авторском листе 40 тысяч знаков, запомните, это смотрится в «статистике», знаки с пробелами. И вообще, кто это вам будет читать с экрана компьютера 20 листов рукописи, надо распечатку… Молодой человек ещё раз покраснел, но уже слегка, сжал губы и, блеснув очками, сказал, что занесет… Через пару дней, когда я сидела за компьютером, он зашел и отдал распечатку, я даже не рассмотрела его как следует, где уж в редакции долго возиться с авторами «с улицы», своих привычных хватает, чтобы уважить, напоить чаем, некогда работу работать… Автор позвонил, кажется, один раз, но было еще не время читать, пока дойдут руки, потом он больше не звонил. Рукопись называлась странно «Москва-Сталинград». Еще подумалось, что может знать о Сталинграде такой молодой человек… Прошел год. Автор не звонит, редактор не читает. Это закон ко всем авторам, кроме классиков… Чего читать, если автор сам не интересуется судьбой своего детища. Да и по опыту знаешь, что редко когда «с улицы» или, как у нас называется, самотеком прейдет что-то стоящее. Так прошел год… Разбирая завалы рукописей на столе, мой взгляд остановился на этом странном названии «Москва-Сталинград». Надо же… Присела и начала читать, да так и не смогла оторваться… Вроде бы все простенько, но прочиталось взахлеб, повеяло какой-то военной весной, надеждой, победой, опять хотелось плакать и восхищаться красотой тех людей, которые жили тогда. И как это молодому человеку удалось… написать такую «чистую» и точную вещь, точную по своим чувствам, психологии того времени…[2]

За этот роман Рогачёв удостаивается Большой литературной премии за 2008 год и становится членом Союза писателей России. В романе описаны события мая 1943 года, когда в разрушенном городе-герое Сталинграде состоялся футбольный матч между местной командой «Динамо» и московским «Спартаком». В апреле 2008 года, в рамках празднования 65-летия освобождения города, прошла презентация книги, после которой состоялся футбольный матч ветеранов.[3] В этом матче приняли участие прославленные спартаковские ветераны Георгий Ярцев, Вагиз Хидиятуллин, Юрий Гаврилов и другие. Дмитрий Рогачёв, будучи давним поклонником московского Спартака, тепло пообщался с прославленными спортсменами и сфотографировался с Юрием Гавриловым, у которого он, ещё будучи мальчишкой, когда-то брал автограф после матча с ворошиловградской «Зарёй», — первым чемпионом СССР по футболу из провинциального города, не из числа республиканских столиц.

В мае 2010 года, во время празднования 65-летия Великой Победы, Дмитрий Рогачёв и поэт Егор Исаев, как представители разных поколений русских литераторов, были приглашены в студию канала Россия24, чтобы принять участие в обсуждении уроков и наследия этой войны.[4]

Дмитрий Рогачёв продолжает работать и пишет повести «Ингеборга» и «Город потухших ангелов», а также несколько рассказов-историй для задуманной серии о странах, из которых складывался особый, авторский географический атлас. Эти произведения остаются пока неопубликованными.

18 сентября 2011 года, в результате трагической случайности, Дмитрий Рогачёв погиб на мосту через реку Аламедин недалеко от столицы Киргизии, Бишкека.

Семья

  • Отец — Рогачёв, Василий Пантелеевич.
  • Мать — Тамара Петровна Листова.

Напишите отзыв о статье "Рогачёв, Дмитрий Васильевич"

Примечания

  1. Деяния святых апостолов [rusbible.ru/sinodal/deyan.html Реакция греческих философов на проповедь Павла]
  2. [www.voskres.ru/idea/ganitsheva.htm Марина Ганичева: Сталинградский удар]
  3. Новости Волгограда.ру [www.novostivolgograda.ru/novosti/sport/29490-post29490.html Футбольный матч 1943 года глазами современников], 30.04.2008.
  4. Вести.ру [www.vesti.ru/doc.html?id=357978 Поэт Егор Исаев: Наш подвиг бесконечен]

Ссылки

  • [www.vesti.ru/doc.html?id=357978 Видеоинтервью с Дмитрием Рогачёвым]

Отрывок, характеризующий Рогачёв, Дмитрий Васильевич

– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.