Ростоу, Уолт Уитмен

Уолт Ростоу
англ. Walt Whitman Rostow
Научная сфера:	экономика
Известен как:	политик, советник президента США по национальной безопасности
Награды и премии:	Стипендия Родса (1936)

Уолт Уитмен Ростоу (англ. Walt Whitman Rostow, 7 октября 1916, Нью-Йорк — 13 февраля 2003, Остин, шт. Техас) — американский экономист и политический мыслитель, профессор Массачусетского технологического института, автор теории стадий экономического роста, советник президента США по национальной безопасности в 1966—1969 годах.

Биография

Уолт родился 7 октября 1916 года в семье еврейских иммигрантов из России в Нью-Йорке.

Степень бакалавра получил в Йельском университете в 1936 году, был стипендиатом Родса в Оксфорде в 1936—1938 годах, получил степень бакалавра гуманитарных наук в Баллиол-колледже. В 1940 году удостоен докторской степени в Йельском университете.

Преподавальскую деятельность начал в Колумбийском университете, затем в Оксфордском, Кембриджском и Техасском университетах, Массачусетском технологическом институте.

Во время Второй мировой войны служил в Управлении стратегических служб. После окончания войны совмещал преподавательскую деятельность (чтение лекций по истории США в Оксфорде и Кембридже) с работой чиновником Государственного департамента по германо-австрийской экономике, затем помощника исполнительного секретаря по экономическим поручениям в Европе.

С 1950 профессор экономической истории в Массачусетском технологическом институте. Участвовал в подготовке выступлений президента Д. Эйзенхауэра и сенатора Джона Кеннеди.

Научная деятельность

Наиболее известные теоретические концепции были разработаны У. Ростоу в конце 1950-х — начале 1960-х ещё до его ухода в политику. Развивая идеи, впервые выдвинутые в 1940-х П. Друкером, Дж. К. Гэлбрейтом и Р. Ароном, У. Ростоу стал одним из разработчиков теории постиндустриального общества. Если его предшественники обращали основное внимание на перерастание индустриального общества в постиндустриальное, то Ростоу изучал прежде всего формирование индустриального общества. Теорию стадий развития экономики он изложил в своей самой знаменитой книге, которая так и называлась — «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест» (1960).

Политическая деятельность

В 1961 году Ростоу на время отошел от преподавательской деятельности и целиком погрузился в политику. Когда Джон Кеннеди стал президентом, он назначил Ростоу на пост заместителя помощника президента по национальной безопасности. С декабря 1961 по март 1966 занимал пост советника государственного департамента США и одновременно возглавлял управление планирования госдепартамента. Одна из центральных внешнеполитических идей нового правительства — идея подтягивания отсталых стран до уровня развитых — была инициирована именно Ростоу. Согласно его воззрениям, развитые страны должны помогать отстающим, ускоряя их прохождение стадий экономического роста.

Ростоу считал, что пока Вьетнам не достиг высокого уровня развития и не обрёл иммунитета против «коммунистической угрозы», Америка должна всеми силами препятствовать распространению там (как и в других странах) коммунистических идей. Эта идея привела Ростоу к требованию решать вьетнамский конфликт чисто силовыми методами. Эту жёсткую позицию он отстаивал и при следующем президенте, Л. Джонсоне, назначившем его в апреле 1966 года советником по вопросам национальной безопасности.

В Техасском университете

С приходом президента-республиканца Р. Никсона в 1969 Ростоу ушёл с государственной службы и тридцать лет преподавал экономику в созданной Л. Джонсоном Школе общественных связей при Техасском университете в Остине. Его жена также была профессором Школы, затем стала её деканом. Активно занимался научной деятельностью. В последнее десятилетие своей жизни Ростоу возглавлял созданную при его деятельном участии общественную организацию, которая занималась программами, обеспечивающими наблюдение за беременными женщинами и оказание помощи детям.

У. Ростоу умер 13 февраля 2003 года в Остине, штат Техас.

Семья

Старший брат — Юджин Ростоу (1913—2002), помощник государственного секретаря по политическим вопросам (1966—1969), директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению (1981—1983).

Жена — профессор Элспет Ростоу, в браке родились сын и дочь.

Научные идеи

Основной научный вклад Ростоу связан с тремя концепциями — теории стадий экономического роста, концепцией фаз перехода к демократии и ценовой теорией длинных волн конъюнктуры.

Сама идея выделения стадий, которые последовательно должно проходить общество по мере своего развития, открыта не Ростоу. Её корни лежат в концепциях первых социологов (О. Конт, Г. Спенсер), на основе которых К. Маркс создал свою теорию формационного развития. Вместо предложенного Марксом принципа выделения фаз развития по способам производства, Ростоу предложил учитывать другие экономические критерии — технологические инновации, скорость экономического роста, изменения в структуре производства и т. д.

У. Ростоу выделяет пять стадий развития общества, две из которых являются промежуточными, обеспечивающими переход к новой фазе развития:

1. Традиционное общество. Это аграрные общества с довольно примитивной техникой, преобладанием сельского хозяйства в экономике, сословно-классовой структурой и властью крупных земельных собственников.
2. Переходное общество. На этом этапе создаются предпосылки для перехода в новую фазу развития: зарождается предпринимательство, складываются централизованные государства, растет национальное самосознание.
3. Стадия «сдвига» с промышленными революциями и следующими за ними крупными социально-экономическими и политическими преобразованиями.
4. Стадия «зрелости», связанная с развитием научно-технической революции, ростом городов.
5. Эра «высокого массового потребления». Её важнейшая черта — значительный рост сферы услуг, превращение производства товаров потребления в основной сектор экономики.

В характеристике современного постиндустриального общества отечественные и зарубежные авторы выделяют такие его черты, как резкое возрастание «искусственных интеллектуальных отраслей» — микроэлектроники, биотехнологий, телекоммуникаций; усиливающаяся глобализация хозяйства. Отмечаются новые проблемы, вызванные, прежде всего неблагоприятной демографической ситуацией в большинстве стран запада. При всей важности технического прогресса, достижений экономики в постиндустриальном обществе, главное, что, по мнению ведущих исследователей, определяет сегодня характер его развития, — это духовный потенциал человека, его знания, способности, ценности, приоритеты. Именно это становится центральным ресурсом 21 века.

В своей работе «Политика и стадии роста» в 1971 году он добавил к ранее выделенным пяти стадиям шестую — стадию «поиска качества жизни», когда на первый план выдвигается духовное развитие человека.

Ростоу полагал, что ни одна страна не может перескочить через какую бы то ни было стадию или пройти их в другом порядке. Хотя путь развития един для всех стран мира, но прохождение стадий носит более или менее индивидуальный характер — в разных странах темпы прохождения стадий могли сильно различаться. Отставшие в развитии страны заимствуют опыт передовых и имеют шансы догонять или даже перегонять их. Например, хотя в США «взлет» промышленности произошел примерно на полвека позже, чем в Великобритании, но к фазе «высокого массового потребления» Америка подошла на несколько десятилетий раньше Соединенного Королевства.

Марксисты критиковали теорию Ростоу за технологический детерминизм, но и историки-экономисты встретили концепцию стадий экономического роста довольно скептически, считая её слишком умозрительной. Когда в 1960—1970-е начала развиваться клиометрика, то оказалось, что фаза «взлета», как её описывал У. Ростоу, в экономической истории развитых стран не обнаруживается. Промышленная революция на самом деле была не внезапным и быстрым подъёмом, а более плавным и длительным процессом. Едва ли не единственная страна, где индустриализация проходила именно по сценарию Ростоу, — это СССР сталинского периода. Таким образом, теория стадий экономического роста сыграла важную роль в стимулировании анализа промышленной революции, но в целом оказалась отвергнутой.

Среди экономистов, занимающихся теорией открытых Н. Д. Кондратьевым длинных волн конъюнктуры, Ростоу известен как один из представителей ценового подхода к объяснению причин этих долгосрочных колебаний. В книге «Почему бедные становятся богаче, а богатство растет медленнее» (1980) он предложил рассматривать подъёмы и спады уровня цен как исходный фактор, который влияет на усиление и ослабление инновационной деятельности и, в конечном счете, на чередование фаз роста и подъёма в экономике в целом.

В СССР труды Ростоу (одна из транскрипций имени — В. В. Ростоу) рецензировались в научных экономических журналах («МЭиМО», «Вестник МГУ», «Вестник ЛГУ», «Экономические науки» и др.) и монографиях отдельных авторов и учёных коллективов. Их критический анализ, проводившийся на методологической основе господствовавшего в советской науке марксистско-ленинского подхода, ставил работы Ростоу в ряд зарубежных исследователей, в отношении которых советские критики отмечали ряд позитивных черт, включая большую степень приближенности к экономическим реалиям современности. Так, в сборнике, изданном коллективом профессоров ИМЭМО АН СССР в 1980 г., отмечалось, что

…работы П. Самуэльсона, Дж. Гэлбрейта, В. Леонтьева, А. Мэддисона, Б. Балашша, У. Ростоу, Г. Кана, Г. Мюрдаля, А. Печчеи, доклады, представленные Римскому клубу группами учёных под руководством Д. Медоуза, М. Месаровича и Э. Пестеля, Я. Тинбергена, Д. Габора, Э. Ласло … в меньшей степени оторваны от анализа международных сторон производства, в известной мере учитывают динамику и тенденции развития производительных сил всего мирового капиталистического хозяйства, перенося при этом акцент на обратное влияние рыночные связей на реальное воспроизводство общественного капитала.

— Современные буржуазные концепции мирового капиталистического хозяйства. М., Мысль, 1980. — с. 21. Тираж 9000 экз.

Награды

• 1945 — Орден Британской империи.
• 1945 — Орден «Легион почёта».
• 1969 — Президентская медаль свободы.

Библиография

Работы Ростоу У.У.:

• Rostow W.W. Investment and the Great Depression//Econ History Review, 1938.
• Rostow W.W. Essays on the British Economy of the Nineteenth Century, 1948.
• Rostow W.W. The Terms of Trade in Theory and Practice, Econ History Review, 1950.
• Rostow W.W. The Historical Anlysis of Terms of Trade, Econ History Review, 1951.
• Rostow W.W. The Process of Economic Growth. — New York, 1952.
• Rostow W.W. (with others) The Dynamics of Soviet Society. Norton and Co. 1953, slight update Anchor edition 1954.
• Rostow W.W. Trends in the Allocation of Resources in Secular Growth/eds. Dupriez//Economic Progress, — 1955.
• Rostow W.W., Hatch R.W. An American Policy in Asia, 1955.
• Rostow W.W. [home.sandiego.edu/~jmwilliams/rostow1956econmodern.pdf The Take-Off into Self-Sustained Growth]//The Economic Journal, Vol.66, N261, − 1956.
• Rostow W.W., Millikan M. A Proposal: Key to an effective foreign policy, 1957.
• Rostow W.W. [vi.uh.edu/pages/buzzmat/WWR.pdf The Stages of Economic Growth]//The Economic History Review, New Series, Vol.12, N1, − 1959.
• Rostow W.W. The Stages of Economic Growth: A Non-Communist Manifesto. 1960.
• Rostow W.W. Politics and the Stages of Growth. London: Cambridge University Press − 1971.
• Rostow W.W. How it All Began: Origins of the modern economy, 1975.
• Rostow W.W. The World Economy: History and Prospect. − 1978.
• Rostow W.W. Why the Poor Get Richer and the Rich Slow Down: Essays in the Marshallian long period, 1980.
• Rostow W.W. Development: the political economy of the Marshallian long period/G.M. Meier and D. Seers, eds.//Pioneers in Development, 1984.
• Rostow W.W. Eisenhower, Kennedy, and foreign aid, 1985.
• Rostow W.W. Beware of historians bearing false analogies, Foreign Affairs, 1988.
• Rostow W.W. Theorists of Economic Growth from David Hume to the Present. New York, — 1990.
• Rostow W.W. Concept and Controversy: Sixty Years of Taking Ideas to Market, — 2003.

Отрывок, характеризующий Ростоу, Уолт Уитмен

Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.