Ртищев, Михаил Алексеевич

Михаил Алексеевич Ртищев
Дата рождения	последняя четверть 16 века
Дата смерти	1677(1677)
Принадлежность	Русское царство Русское царство
Звание	воевода, стряпчий, постельничий, дворянин московский и окольничий
Сражения/войны	Русско-польская война (1609—1618) Русско-польская война(1632-1634)

Михаил Алексеевич Ртищев (р. ок. 1590, ум. декабрь 1677) — русский государственный и военный деятель из рода Ртищевых. Лихвинский городовой дворянин, воевода в Темникове (1635—36), стряпчий (1645), постельничий (1646), дворянин московский (1641), окольничий (1650).

Биография

Второй сын лихвинского дворянина Алексея Давыдовича Ртищева, погибшего в бою. Его сестра Пелагея была матерью Богдана Матвеевича Хитрово, влиятельного и очень состоятельного боярина.

Михаил Андреевич Ртищев участвовал в многочисленных войнах с поляками, литовцами и крымскими татарами. Вместе со своим старшим братом Осипом Михаил Ртищев сохранил верность царю Василию Ивановичу Шуйскому (1606—1610), поддерживая его в борьбе с Лжедмитрием II. При Василии Шуйском Осип Ртищев служил по Лихвину с окладом в 600 четвертей. Осенью 1608 — весной 1610 года дворяне Осип и Михаил Алексеевичи Ртищевы участвовали в обороне Москвы, блокированной польско-литовскими и повстанческими отрядами Тушинского вора. В 1610 году Осип Ртищев получил в награду 120 четвертей из своего лихвинского поместья в вотчину. После свержения Василия Шуйского Осип Ртищев принял участие в первом народном ополчении под командованием боярина и воеводы князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. В боях с поляками под Можайском лихвинский дворянин Осип Ртищев погиб. Его младший брат Михаил Ртищев также участвовал в русско-польской войне, был взят в плен, но затем был освобожден и 1614 году участвовал в походе русского войска на Смоленск. Под командованием князя Дмитрия Михайловича Пожарского М. А. Ртищев сражался с литовцами под Орлом в 1615 году, под Ельцом и Калугой в 1617 году. В награду Михаил Алексеевич Ртищев получил от царя Михаила Фёдоровича 70 четвертей его лихвинского поместья в вотчину, а затем был пожалован в жильцы.

В январе 1622 года по царской жалованной грамоте Михаил Алексеевич Ртищев получил во владение вотчину своего покойного брата Осипа Ртищева.

После завершения русско-польской войны и подписания Деулинского перемирия Михаил Алексеевич Ртищев получил возможность вернуться в свой родной лихвинский уезд, где занялся ведением хозяйства в своих небольших поместьях и вотчинах. М. А. Ртищев проживал в селе Покровском, в окрестностях Лихвина.

27 февраля 1632 года Михаил Ртищев был вызван в Москву и принял участие в чине головы сотни в новой русско-польской войне за Смоленск. М. А. Ртищев участвовал в неудачной смоленской кампании русской армии под командованием боярина М. Б. Шеина и окольничего А. В. Измайлова. В боях под Смоленском Михаил Ртищев был ранен. Война завершилась неудачно, русские войска, окруженные под Смоленском, в феврале 1634 года были вынуждены капитулировать. Многие воеводы и офицеры были отправлены в ссылку, но Михаил Ртищев избежал этой участи, он был награждён за свою службу прибавкой к денежному и поместному окладу.

В 1635-1636 годах Михаил Алексеевич Ртищев находился на воеводстве в Темникове, где руководил обороной южных рубежей от набегов крымских татар, ногайцев и калмыков.

В 1641 году М. А. Ртищев был пожалован в дворяне московские, следующие четыре года прожил в Москве, каждый год выезжая по хозяйственным надобностям в свои лихвинские поместья.

В сентябре 1642 года Михаил Алексеевич Ртищев, получив отпуск, ездил из Москвы в Тулу, где участвовал в расследовании убийства своего зятя, стольника и дворянина московского Вонифатия Кузьмича Вельяминова, которого умертвили собственные крестьяне.

В 1645 году Михаил Алексеевич Ртищев был отправлен на службу в Тулу, в полк под командованием воеводы князя Якова Куденетовича Черкасского, охраняя южнорусские границы от нападений крымских татар. Вместе с ним находились его сыновья, Фёдор Большой и Фёдор Меньшой.

Служба при Алексее Михайловиче

В июле 1645 года после смерти царя Михаила Фёдоровича на царский престол вступил его сын Алексей Михайлович. Из Москвы в Тулу был отправлен князь Алексей Никитич Трубецкой, который взял с воевод и ратных людей присягу на верность новому монарху. 27 августа 1645 года князь Я. К. Черкасский получил царкую грамоту, в которой было приказано «Михаила Ртищева с детьми отпустить с государевы службы, с Тулы, к государю, к Москве». В тот же самый день Михаил Алексеевич Ртищев с сыновьями выехал из Тулы в столицу.

Прибыв в Москву, М. А. Ртищев 6 сентября 1645 года был пожалован в стряпчие с ключом и в новой должности принес присягу на верность царю. Стряпчие приносили клятву: «государю своему служити и прямити, и лиха никакого ему государю не мыслите, и в платке и в полотенце и во всякой стряпне коренья лихова самому не положити и мимо себя никому положити не велети, и его государева здоровья во всем оберегати». Его старший сын Фёдор Большой Михайлович Ртищев тогда же был пожалован в стряпчие у крюка. В обязанности отца и сына Ртищевых входили заботы о царской одежде, постельных принадлежностях и порядке в царских покоях. Благодаря своему назначению, стряпчий Михаил Алексеевич Ртищев приблизился к молодому царю Алексею Михайловичу и стал пользоваться его расположением.

28 сентября 1645 года на обряде венчания Алексея Михайловича на царский престол Михаил Ртищев держал мису с золотыми, которыми осыпал царя боярин Никита Иванович Романов. Стряпчие сопровождали царскую особу во время военных походов, поездок на богомолья и охоты. Вскоре стряпчий Михаил Андреевич Ртищев вошел в близкое окружение царя Алексея Михайловича. Получал частые и дорогие подарки от самого царя.

Кроме обязанностей стряпчего, Михаил Алексеевич Ртищев исполнял другие царские поручения. В январе 1646 года царь отправил М. А. Ртищева во Мценск, к стоявшему там с полками князю Алексею Никитичу Трубецкому с поручением — спросить о здоровье и с приказом остаться на время при князе А. Н. Трубецком «во дворянех».

8 сентября 1646 года Михаил Андреевич Ртищев был пожалован царем Алексеем Михайловичем в постельничие. Его старший сын Фёдор Большой Ртищев был назначен стряпчим с ключом и стал преемником своего отца в этой должности. В марте 1647 года второй сын Фёдор Меньшой Михайлович Ртищев был пожалован из простых стряпчих в стольники.

15 января 1648 года, накануне свадьбы царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской, Михаил Ртищев и его старший сын Фёдор Большой получили в подарок «два сорока соболей по сорок рублей, да два сорока соболей по тридцать рублей».

16 января во время царской свадьбы Михаил Алексеевич Ртищев находился «у мальни», его старший сын Фёдор Большой был «у государева платья», а Фёдор Меньшой был вторым из четырёх стольников, которые «путь государю и государыне стлали от церкви к месту и от места к сеннику». После царской свадьбы Анна Вельяминова, дочь Михаила Ртищева, получила высокую должность «царицыной кравчей», а 30 марта 1648 года заняла место второй царицыной боярыни «верховой» или «дворовой» и вскоре стала одним из влиятельных лиц при царском дворе. Фёдор Меньшой Михайлович Ртищев был назначен одним из стольников при новой царице Марии Ильиничне.

В октябре 1648 года постельничий Михаил Алексеевич Ртищев был отправлен в Белгород к воеводам князю Никите Ивановичу Одоевскому и князьям Дмитрию и Семену Львовым и в Карпово-Сторожевье к воевода В. П. Шереметеву и А. Плещееву — «о здоровье их, от имени Царя, спросить и объявить им и всем подчиненным им служилым людям похвальное слово за устройство вала от Белгорода к Карпову».

Под руководством постельничего Михаила Алексеевича Ртищева находилась Мастеровая палата, которая с 1649 года была превращена в особый приказ для исполнения специальных царских поручений.

6 августа 1650 года Михаил Алексеевич Ртищев был пожалован в окольничие и вошел в состав Боярской думы. Обряд объявления ему «чести окольничества» должен был совершить думный разрядный дьяк Семен Иванович Заборовский, потомок древнего польского рода. «И Семен Заборовский бил челом государю в отечестве на Михаила Ртищева», но потерпел полную неудачу. Царь Алексей Михайлович приказал объявить С. И. Заборовскому, что «мочно ему, Семену, быть с Михайловым внуком, не токмо с Михайлом», и за бесчестье последнего он был заключен в тюрьму. После этого никто больше не осмеливался местничать с Михаилом Алексеевичем Ртищевым. 11 августа того же года Фёдор Большой Ртищев заменил своего отца в должности постельничего, а должность стряпчего с ключом 15 августа получил Григорий Иванович Ртищев, двоюродный брат Михаила Ртищева. Кроме должности окольничего, М. А. Ртищев получил в своё управление приказ Новой Чети.

В 1652 году окольничий Михаил Алексеевич Ртищев ушел с политической сцены и удалился «по обещанию» в Московский Новоспасский монастырь. Во главе приказа Новой Чети стал его племянник по сестре, Богдан Матвеевич Хитрово. Проводя в «священном уединении остаток жизни своей», М. А. Ртищев, по свидетельству одного посетившего тогда Москву поляка, бывал все-таки «иногда приглашаем для тайного совещания с царем о важных государственных делах».

В марте 1675 года Михаил Алексеевич Ртищев составил завещание, в котором назначил своими душеприказчиками боярина Богдана Матвеевича Хитрово и своих «зятьев» (мужей своих внучек) — князей Василия Фёдоровича Одоевского и Фёдора Фёдоровича Хилкова, а также своего духовника, священника Никифора.

10 апреля 1677 года Михаил Ртищев подал последнюю челобитную на имя царя Фёдора Алексеевича. В ней он писал, что «заскорбел великою тяжкою болезнью» и находиться с ним некому, а потому просил царя не отправлять на военную службу своего двоюродного племянника Максима Григорьевича Ртищева, назначенного в полк боярина и воеводы князя Василия Васильевича Голицына. Новый царь удовлетворил просьбу М. А. Ртищева: «для его болезни и старости велел племянника его написать в в свой, государев, полк».

В декабре 1677 года окольничий Михаил Алексеевич Ртищев, дожив до глубокой старости, скончался в монастыре. 3 декабря его отпевал патриарх Иоаким.

Семья

Михаил Алексеевич Ртищев был женат на Ульяне Фёдоровне Потёмкиной, дочери дворянина Фёдора Илларионовича Потёмкина. Дети:

• Анна (ум. 1675), жена с 1641 года дворянина московского Вонифатия Кузьмича Вельяминова (ум. 1642);
• Фёдор Большой (1626—73), стряпчий и постельничий царя Алексея Михайловича;
• Фёдор Меньшой (1628—63), стольник и чашник при дворе царя Алексея Михайловича.

Литература

• Кашкин Н. Ртищев, Михаил Алексеевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Ртищев, Михаил Алексеевич

– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.