Свентошув
Солецтво
|
Свенто́шув (польск. Świętoszów), Нойха́ммер-ам-Квайс (нем. Neuhammer am Queis) — поселение (солецтво) в гмине Осечница Болеславецкого повята Нижнесилезского воеводства в Западной Польше. Население 2445 чел. Находится в 62 км северо-западнее города Легница, на границе с Любушским воеводством.
История
Свентошув — крупный военный городок на реке Квиса в Нижней Силезии (юго-запад Польши). Первые упоминания об этом населённом пункте, находившемся когда-то в Пруссии, относятся к XIV—XV векам. В 1898 году представители семьи цу Дона выделили из своих силезских владений обширную территорию леса и других неиспользуемых земель для обустройства на них военного полигона[1]. Удалённость от жилых территорий, особенности рельефа местности — болота, каналы, песчаные поля, лес, холмы — позволяли проводить здесь учения пехоте, сапёрам, артиллерии и другим родам войск. Полигон получил название Нойхаммер. В 1900 году здесь были построены первые солдатские казармы. Постепенно расширяясь, к 1905 году полигон стал занимать уже 5 тысяч гектаров.
В годы Первой мировой войны на окраинах городка был разбит лагерь для русских военнопленных. В 1914—1919 годах через него прошло около 33 тысяч человек[1]. Пленных привлекали к труду на картонной фабрике. На полученные за работу средства им удалось основать в 1916 году памятник своим погибшим землякам.
Во времена Третьего рейха полигон Нойхаммер значительно расширился. Если в 1934 году на нём размещалось около 2400 солдат, то в 1936-м — уже 8600. Максимальная вместимость полигона доходила до 10 тысяч солдат. До 1939 года в Нойхаммере располагалась танковая армия Манштейна, позже здесь проводились учения для групп СС, в состав которых входили украинцы (в основном власовцы), латыши и литовцы, а позже — гренадерская дивизия СС «Галичина». Для инспектирования войск сюда приезжал Гиммлер.
Во время Второй мировой войны в Жагани и её окрестностях немцы создали комплекс лагерей для пленных, который состоял из шталага VIII C и его филиалов — шталага в Кунау (Конине-Жаганском) и шталага VIII E (308) в Нойхаммере. Все они подчинялись VIII Военному округу Вермахта с главным штабом в Бреслау. Шталаг VIII E (308) в Нойхаммере в первые месяцы войны был предназначен исключительно для польских солдат, взятых в плен в ходе Сентябрьской кампании 1939 года. После выигранных сражений на западе в 1940 году в лагерь стали попадать французские военнопленные[1].
После нападения Гитлера на СССР в шталаг VIII E начали поступать советские военнопленные, первые из которых были доставлены в Нойхаммер 12 июля 1941 года. В 1942 году их количество составляло уже более 100 000 человек. Из-за жестокого обращения и тяжёлых работ люди быстро умирали. Тех, кто был физически крепче, вывозили в концлагерь Аушвиц-Биркенау (Освенцим). В целом, через шталаг VIII C прошло около 300 тыс. пленных, а средне-дневное их число равнялось 50 тысячам[1]. В полутора километрах от лагеря находится братская могила, в которой похоронено около 20 тысяч военнопленных, преимущественной славянских национальностей[2]. Перед въездом в Свентошув, в 100 метрах от моста через Квису, установлен памятник «Вечной памяти убитых и замученных». Он состоит из постамента и каменной глыбы, к нему ведут бетонные ступени. Табличка на камне гласит: «На вечную память 20 тысяч польских и советских солдат, убитых и замученных в лагере военнопленных гитлеровского вермахта в Свентошуве в период Второй мировой войны».
13 февраля 1945 года город был взят Красной армией. Некоторое время на территории Нойхаммера располагались части 2-й армии Войска польского. После окончания войны Нижняя Силезия, и Нойхаммер в том числе, были переданы в соответствии с решениями Ялтинской и Потстдамской конференций Польше. Город был переименован в Свентошув.
С 1945 по 1992 год в Свентошуве были расквартированы советские войска. В 1945—1954 годах в бывшем лагере для пленных функционировала специальная тюрьма НКГБ (МГБ) строгого режима. В самом же городке с лета 1945 года стала дислоцироваться 20-я Звенигородская танковая дивизия Северной группы войск, а также мотострелковый полк, ракетный дивизион и артиллерийские части. Это была одна из крупнейших баз советских войск в Польше, занимавшая площадь 15 020 га. Обе части Свентошува соединялись деревянным и металлическим мостами. В городке насчитывалось 58 казарм, 98 гаражей, 14 столовых помещений, больничный комплекс, 1687 квартир для семей военнослужащих, а кроме этого, большое количество гражданских объектов. В самый активный период здесь проживали 12 тысяч солдат и семей военных. Свентошув был засекречен и исчез с георграфических карт на несколько десятилетий.
После 1989 года в связи со сменой политического режима в Польше и в соответствии с подписанными СССР и Польшей договорами советские войска стали выводиться из Свентошува. 5 мая 1992 года польская сторона приняла первый комплекс военных объектов. 18 мая 1992 года на гарнизонном плацу в присутствии командующего Северной группы войск Советской Армии генерал-полковника Виктора Дубынина и командующего Силезским военным округом генерала дивизии Тадеуша Вилецкого состоялся акт передачи всего гарнизона. Последние советские солдаты покинули Свентошув 20 июля того же года.
После вывода советских войск началась реконструкция зданий. Часть их передана гражданскому населению. В другую часть городка была введена 10-я танковая бригада польских войск. В настоящее время в Свентошуве располагается самый большой в Польше (более 37 000 га) центр полигонных учений «Жагань — Свентошув», где проводятся крупнейшие учения войск НАТО.
Свентошув поделён на две части. Основная часть Свентошува расположена на правом берегу Квисы. Меньшая расположена на левом берегу реки и в прошлом называлась Старым Свентошувом. Здесь находится несколько жилых домов и железнодорожная станция недействующей железной дороги Жагань — Еленя-Гура. Грунт песчаный. Самая высокая гора носит название Каппельбрун.
Напишите отзыв о статье "Свентошув"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.n-silesia.pl/%D0%BF%D0%BE-%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BC-%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85/2013-12-10-14-14-48/2013-12-11-11-29-15.html По следам русских. Свентошув // Нижнесилезская туристическая организация]
- ↑ [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000168/st009.shtml Из истории 20-й ТД и её командования // Historic.Ru: Всемирная история]
Ссылки
- [bonus.superjob.ru/albums/26232/ Свентошув. Зеленогурское воеводство // Bonus.superjob.ru]
- [wikimapia.org/11146340/ru/%D0%A1%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%BE%D1%88%D1%83%D0%B2 Свентошув на Викимапии]
- [www.swietoszow.pl/news.php Новости Свентошува (польск.)]
Отрывок, характеризующий Свентошув
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
