Севергин, Василий Михайлович

Василий Михайлович Севергин
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Научная сфера:	химия, минералогия, геология
Место работы:	Академия наук
Альма-матер:	Академический университет, Гёттингенский университет
Научный руководитель:	И. Лепёхин, И. Гмелин
Известен как:	Основоположник русской минералогии
Подпись:

Васи́лий Миха́йлович Северги́н, лат. Basilio Sewergin, фр. Basile Severgyne или фр. B. Severguine (08.04.1765, Санкт-Петербург — 17.11.1826) — российский химик, минералог, геолог, академик Императорской академии наук (1793).

В. М. Севергин, родившийся в год смерти М. В. Ломоносова, стал продолжателем его идей. 37 лет состоял на службе при Академии, с именем химика и минералога В. М. Севергина было связано зарождение и развитие геологических и химических знаний в России.

Биография

Родился в семье придворного вольноотпущенного музыканта.

Н. М. Карамзин писал, что род Севергиных крестьянский и приводил сведения об этимологический связи его фамилии с именем казачьего атамана 16 века Северги.

Образование

Получил домашнее обучение российской грамоте и живописи, а также начальные знания латинского, французского и немецкого языков.

В 11 лет в сентябре 1776 года поступил в Академическую гимназию сразу в отделение «взрослых гимназистов». Им были изучены: латынь, логика, геометрия, тригонометрия, механика, физика, химия, горное дело, минералогия. В 1782 году по рекомендации руководителя гимназии И. И. Лепёхина за «успехи в учении» он был переведён на казённое содержание.

В 19 лет 1784 году окончил курс гимназии и был принят в Академический университет.

В 1785 году по рекомендации директора Академии Е. Р. Дашковой и академика И. И. Лепехина в 1785 г. В. М. Севергин был послан «за науками» в немецкий Университет Гёттингена. Три года он успешно осваивал минералогию, горное дело, химию, физику и географию под руководством профессора химии И. Ф. Гмелина.

В 1789 году вернулся в Санкт-Петербург и на отлично сдал экзамены.:

• по химии и минералогии — И. И. Георги
• по физике и химии — Л. Ю. Крафту
• по ботанике − И. И. Лепехину
• по зоологии и анатомии — П. С. Палласу

Кроме того, он представил в Академию диссертации:

• О природе различных щелочных солей — положительный отзыв от академиков И. Георги и Н. Соколова
• О свойствах и образовании базальта — работа для получения звания академика адъюнкта, положительный отзыв П. Палласа.

Научная работа

В 1789 году, был избран адъюнктом Академии наук по кафедре минералогии, а в 1793 году возведён в звание академика и профессора минералогии Академии наук.

Минералогия

Главной задачей минералога и вообще натуралиста В. М. Севергин считал строгую точность в наблюдениях и описаниях с уклонением от произвольных теорий. Многочисленные мемуары и статьи Севергина написаны по-русски и лишь некоторые из них по-латыни и по-французски. В статьях излагаются предметы, относящиеся к области минералогии, физики, химии, физики Земли, технологии сельского хозяйства. В них он высказывал мысль о тесной связи минералогии с химией. В трудах Севергин следовал Р-Ж. Гаюи в минералогии и Лавуазье — в химии. Он содействовал образованию и обогащению русской научной терминологии: ему, например, принадлежит термин «окисление».

Кроме научно-литературных трудов М. В. Севергин способствовал распространению научных знаний с помощью публичных лекций, прочитанных им в конце 1790-х годов.

В 1798 году В. М. Севергин разделил горы на:

1. Первородные (например, гранитные горы)
2. Второго происхождения (глинистые слоистые горы)
3. Третьего происхождения (известковые горы с окаменелостями)
4. Четвёртого образования (песчаные горы и холмы) — что можно считать началом четвертичной геологии

В 1798 году В. М. Севергин открыл закономерности совместного нахождения некоторых минералов в одном месторождении, которое он назвал «смежностью» минералов (современный термин — Парагенезис).

Принял теорию кристаллографии Р. Гаюи и излагал её в своих трудах.

Создал первую геологическую номенклатуру на русском языке, и ввёл термины описывающие свойства минералов, например: блеск минерала, гибкость минерала, цвет черты и пр. Свёл эти данные в толковых словарях.

Химия

В. М. Севергин был сторонником новых идей французского химика А. Л. Лавуазье повторил и описал многие его опыты.

Создал первую русскоязычную Химическую номенклатуру и химические словари.

Описал и усовершенствовал химические технологии, например, Порохового дела — получения серы из серного колчедана и селитры в перегнойных ямах.

Экспедиции

В начале XIX века он совершил три экспедиции по России, во время которых главное внимание уделил минералогии.

В 1802 году академик побывал в Белоруссии.

В 1803 году посетил Северное Приладожье, описал этнический состав населения, месторождения железной руды, мрамора, привёл краткий русско-финский словарь топонимов. Результаты этой экспедиции изложены в книге «Обозрение российской Финляндии» (1805).

Севергиным были опубликованы «Записки путешествия по западным провинциям российского государства», в которых наряду с минералогическими и почвенными сведениями включены описания растительности, а в конце книги помещена «Flora Grodnensis», или «Роспись растениям, произрастающм в окрестностях г. Гродно, собранным Жилибером и расположенным по системе Линнея»..

Популяризация науки

Севергин В. М. — один из организаторов Санкт-Петербургского минералогического общества в 1817 году.

Написание имени

В литературе встречаются разные написания имени Василия Михайловича Севергина:

• Василïй Севергинъ
• Vasily Severgin
• Basil Sewergin
• Basilio Sewergin
• Basile Severgyne
• Basile Severguine

Членство в организациях

• 1789 — Адъюнкт Императорской академии наук и художеств в Санкт-Петербурге по кафедре минералогии, избран (26 июля)
• 1791 — Императорское Вольное экономическое общество. Секретарь общества в 1797—1798 годах
• 1795 — Действительный член Российской академии
• 1795 — Член-корреспондент Гёттингенсого учёного общества
• 1798 — Общество земледелия в Лондоне
• 1799 — Минералогическое общество в Йене
• 1801 — Стокгольмская Академия наук

Память

Именем В. М. Севергина названы:

• минерал севергинит — разновидность манганаксинита;
• Вулкан Севергина или Пик Севергина (Большая Курильская гряда);
• Пролив Севергина (Охотское море);
• Бухта Севергина (остров Харимкотан);
• улица Севергина в Горловке (Украина).

Библиография

В. М. Севергин публиковался в «Новых ежемесячных сочинениях» и «Трудах вольного экономического общества». Был главным редактором издававшегося с 1804 года Академией наук «Технологического журнала», который в 1816 году был переименован в «Продолжение технологического журнала».

Ему принадлежит ряд переводов с иностранных языков: так, он перевёл «Химический словарь» Луи-Каде (4 тома, 1810—13), «Ботанику» Жилибера (3 тома), «Химические основания ремесел и заводов» Иоганна Гмелина (2 тома, 1803), «Начальные основания физики» Кузена (1800) и других. При переводе он делал различные добавления на основании новейших открытий. Кроме того, он давал критическую оценку трудов и воззрений иностранных авторов, делал добавления в сведениях, касающихся России. Принимал также участие, по поручению академии, в переводе сочинения Иоанна Зульцера «Allgemeine Theorie der schönen Künste», долго считавшегося образцовым в области эстетики и теории словесности, и в переводе «Путешествия скифа Анахарсиса» Жан-Жака Бартелеми. Он же написал два похвальных слова: одно, посвященное Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому (СПб., 1807), другое — М. В. Ломоносову (СПб., 1805). Им были опубликованы словари — Минералогический (1801, 1807), Химический (1810) и Толковый словарь научных терминов (1815).

Первую библиографию В. М. Севергина опубликовал М. И. Сухомлинов в «Истории Российской Академии» в 1878 году. В. М. Севергин опубликовал 100 работ по химии и 92 работы по минералогии.

Основные работы

• «Начальные основания естественной истории» («Царство ископаемых», 2 т., СПб., 1791;
• «Царство произрастений», 3 т., СПб., 1794),
• «Первые основания минералогии, или естественной истории ископаемых тел» (2 т., 1798),
• «Пробирное искусство, или руководство к химическому испытанию металлических руд» (1801),
• «Способ испытывать минеральные воды» (СПб., 1800),
• «Способ испытывать чистоту и неподложность химических произведений лекарственных» (ib., 1800),
• «Записки путешествия по западным провинциям российского государства» (1803),
• «Продолжение записок и т. д.» (1804),
• «Обозрение российской Финляндии» (1805),
• «Подробный словарь минералогический, содержащий в себе подробное изъяснение всех в минералогии употребительных слов и названий, также все в науке сей учиненные новейшие открытия» В 2 т. СПб.: тип. ИАН, 1807. [nasledie.enip.ras.ru/ras/view/publication/general.html?id=42040980 Том 1.], [nasledie.enip.ras.ru/ras/view/publication/general.html?id=42040987 Tом 2.],
• «Опыт минералогического землеописания российского государства» (2 т., 1809),
• «Руководство к удобнейшему разумению химических книг иностранных, заключающее в себе химические словари: латинско-российский, франц.-российский и немецко-российский» (1816),
• «Новая система минералов, основанная на наружных отличительных признаках» (СПб., 1816),
• [commons.wikimedia.org/wiki/File:Естественная_История_Ископаемых_Тел._(Гай_Плиний_Старший,_В._Севергин).pdf Гай Плиний Старший. Естественная история ископаемых тел] / пер. и прим. В. М. Севергина. — СПб.: Императорская академия наук, 1819. — 364 с.

Литература

• Ушакова Н. Н., Фигурновский Н. А. Василий Михайлович Севергин: (1765—1826) / Ред. И. И. Шафрановский. М.: Наука, 1981. 160 с. (Научно-биографическая серия). Тираж 13800.
• Пименов В. В., Эпштейн Е. М. Русские исследователи Карелии (XVIII век). — Петрозаводск, 1958
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. — С. 69 ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)
• Седлецкий И. Д. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=52055eb8-1fb6-44c9-9250-030794e6bbcd Академик В. М. Севергин и учение о парагенезисе минералов] // Вестник АН СССР. 1948. № 1. С. 37. (К 150-летию «Первых оснований минералогии»)

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• [e-heritage.ru/ras/view/person/history.html?id=42040976 Биография] и [e-heritage.ru/ras/view/person/publications.html?id=42040976 научные труды] В. М. Севергина в Электронной библиотеке «Научное наследие России».
• Севергин, Василий Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52074.ln-ru Профиль Василия Михайловича Севергина] на официальном сайте РАН
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/110893 В. М. Севергин] в словарях и энциклопедиях на Академике

Отрывок, характеризующий Севергин, Василий Михайлович

Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.