Стаффорд, Эдмунд, 2-й барон Стаффорд из Клифтона

Эдмунд Стаффорд англ. Edmund Stafford<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Надгробье в гробнице Эдмунда Стаффорда. Эксетерский собор</td></tr>
2-й барон Стаффорд из Клифтона
1381 — 3 сентября 1419
Предшественник:	Ричард де Стаффорд
Преемник:	Томас Стаффорд
епископ Эксетера
15 января 1395 — 3 сентября 1419
Предшественник:	Томас Брантингем
Преемник:	Джон Кэттерик
Посвящён 20 июня 1395
хранитель Малой печати
4 мая 1389 — февраль 1396
Предшественник:	Джон Уолтхем
Преемник:	Гай Моун
канцлер Англии
15 ноября 1396 — сентябрь 1399
Предшественник:	Томас Арундел
Преемник:	Томас Арундел
март 1401 — февраль 1403
Предшественник:	Джон Скарл
Преемник:	Генри Бофорт
Рождение:	1344(1344)
Смерть:	3 сентября 1419(1419-09-03)
Место погребения:	Эксетерский собор
Род:	Стаффорды
Отец:	Ричард Стаффорд
Мать:	Изабелла де Вернон

Эдмунд Стаффорд (англ. Edmund Stafford; 1344 — 3 сентября 1419) — 2-й барон Стаффорд из Клифтона с 1381 года, епископ Эксетера с 1395 года, хранитель Малой печати в 1391—1396 годах, канцлер Англии в 1396—1399 и 1401—1403 годах, сын сэра Ричарда Стаффорда и Изабеллы де Вернон.

Биография

Эдмунд был вторым из сыновей сэра Ричарда Стаффорда от брака с Изабеллой де Вернон. Отец Эдмунда происходил из рода Стаффордов и был баннеретом, участвуя в составе английской армии в Столетней войне. Старший брат Эдмунда, Стаффорд, Ральф, один из соратников Эдуарда Чёрного Принца, получил титул графа Стаффорда. Мать Ричарда была наследницей Клифтона (Стаффордшир), благодаря чему Ричард упоминается как барон Клифтон.

Будучи младшим сыном, Эдмунд избрал духовную карьеру. Он учился в Оксфорде, к 1363 году став бакалавром искусств, а к 1369 году — бакалавром канонического права. В 1363 году он был также назначен каноником в Личфилде, получив пребенду Улветон (Улфтон), в 1377 году к нему добавился Уифорд. Также он получил пребенды Уэлтон Пейншол в Линкольне и Нерсборо в Йорке. Кроме того Эдмунду принадлежал ещё и ряд приходов в Стаффордшире, где располагались родовые владения Стаффордов.

В 1381 году умер старший брат Эдмунда, Ричард, 1-й барон Стаффорд из Клифтона, не оставивший наследников, поэтому Эдмунд получил его владения и титулы.

В 1380-е годы Эдмунд благодаря своим административным способностям стал продвигаться по службе. В 1385 году он был назначен деканом Йорка, в том же году получил степень доктора канонического права. Не позднее 1388 года Эдмунд стал каноником короля Ричарда II.

После того как королю удалось отстранить в 1388 году от власти лордов-апеллянтов, он стал назначать на государственные должности своих приближённых. 4 мая 1389 года он назначил на должность хранителя малой государственной печати Эдмунда. А 15 января 1395 года по представлению короля папа римский Бонифаций IX назначил Эдмунда епископом Эксетера. Посвящён в епископы он был 20 июня архиепископом Кентерберийским Уильямом Кортни. Обязанности хранителя малой государственной печати Эдмунд исполнял до февраля 1396 года, а 15 ноября того же года был назначен канцлером Англии.

На заседании парламента в сентябре 1397 года Эдмунд произнёс проповедь «Один король должен быть королём во всём» (лат. Rex unus erit omnibus), в которой подчёркивал необходимость повиновения королю и подчинения закону. Хотя данная проповедь подчёркивала верховенство королевской власти, не совсем ясно, поддерживал ли Эдмунд полностью те чрезвычайные меры, которые Ричард II применил в последующие два года, расправившись со своими оппонентами. Возможно, что он был просто способным администратором, послушно исполнявшим королевские повеления.

В 1399 году Эдмунд вместе с другими оксфордскими мастерами был призван для рассмотрения вопроса о том, сохранять повиновение папе римскому Бонифацию IX или нет.

После свержения Ричарда II Генри Болингброком, ставшим новым королём Англии под именем Генриха IV, Эдмунд лишился поста канцлера, однако сохранил свою епархию и место в королевском совете. Он участвовал в заседании первого парламента при Генрихе IV, был одним из прелатов, которые высказали согласие на заключение Ричарда II под стражу, а также одним из свидетелей завещания свергнутого короля.

В марте 1401 года Генрих IV, который стремился избавиться от зависимости от бывших соратников, вновь назначил Эдмунда канцлером. В течение нескольких последующих заседаний парламента Эдмунд был судьёй, разбиравшим разные петиции, а также членом королевского совета. 11 мая 1402 года Эдмунд возглавил комиссию по расследованию распространения злонамеренных слухов против короля. На посту канцлера Стаффорд находился до февраля 1403 года, когда его сменил Генри Бофорт, единокровный брат короля.

Занимая различные государственные посты, Эдмунд мало времени уделял Эксетерской епархии, редко бывая там, управление ею находилось в руках декана Ральфа де Трегризю. После того как в 1399 году Эдмунд был смещён с поста канцлера, он отправился в долгое путешествие по своей епархии, посещая практически каждую часть Девоншира и Корнуолла. Вновь получив назначение на пост канцлера, он оставил управление викарию Роберту Риггу. После того как в 1403 году Эдмунд вновь покинул пост канцлера, он занимался в основном делами своей епархии, практически не покидая её. В 1404, 1411 и 1414 годах он вновь совершил поездки по ней.

После 1414 года здоровье Эдмунда ухудшилось. В письме, датированным 24 июля 1418 года он писал, что слаб телом. Однако он продолжал играть некоторую роль в управлении епархией, однако ей фактически управлял его викарий. Эдмунд умер 3 сентября 1419 года, перед этим он получил освобождение от посещения заседания парламента. Его похоронили в Эксетерском соборе на северной стороне часовни леди. Его могила существует и в настоящее время.

Эдмунд был щедрым благотворителем для Эксетер-колледжа в Оксфордском университете, подарив ценные книги для богослужения и библиотеки, а также сделав выплаты более чем в 200 марок (133 фунта) для проведения в колледже различных строительных работ. После осуждения герцога Глостера в 1397 году Эдмунд купил при распродаже герцогских вещей некоторые принадлежавшие тому книги. Возможно, что он испытывал некоторое чувство вины за осуждение Глостера, поскольку в своём завещании просил продать эти книги, а вырученные деньги пустить на молитвы о своей душе и душе Глостера.

Все родовые владения в Клифтоне, его личное имущество из поместья Клист Хонитон, включая вышитый руками его отца ковёр, и баронский титул унаследовал Томас Стаффорд, младший брат Эдмунда.

Литература

• Норвич Д. История Англии и шекспировские короли. — М.: Астрель, 2012. — 414, [2] с. — ISBN 978-5-271-43630-7.
• Tuck Anthony, Catterick John. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/26201 Stafford, Edmund (1344–1419)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.
• Hingeston-Randolph Francis Charles. Stafford, Edmund de // Dictionary of National Biography. — 1898. — Vol. 53 Smith - Stanger. — P. 445—446.

Ссылки

• [www.stirnet.com/genie/data/british/ss4tz/stafford01.php Stafford of Clifton, Stafford of Stafford]. Stirnet. Проверено 21 июня 2014.
• [www.tudorplace.com.ar/STAFFORD1.htm#Edmund%20STAFFORD%20%28Bishop%20of%20Exeter%291 Stafford family]. Tudor Place. Проверено 21 июня 2014. [www.webcitation.org/67vVVl2Jj Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Предки Ричарда Стаффорда

Роберт де Стаффорд (ум. до 4 июня 1261)                 Николас де Стаффорд (ум. ок. 1 августа 1287)                         Элис Корбе                 Эдмунд де Стаффорд 1-й барон Стаффорд                             Томас де Клинтон из Эмингтона (ум. до 1264)                 Элеанор де Клинтон                         Мод Брейсбридж                 Ричард Стаффорд из Клифтона (1302—1380) сенешаль Гаскони                                   Ральф Бассет (ок. 1227 — 4 августа 1285) лорд Бассет из Дрейтона               Ральф Бассет (ум. 31 декабря 1299) 1-й барон Бассет из Дрейтона                       Маргарет де Сомери (ум. после 1293)                 Маргарет Бассет (ок. 1280 — 17 марта 1337)                               Хафиса                         Эдмунд Стаффорд 2-й барон Стаффорд из Клифтона, епископ Эксетера                                         сэр Ричард де Вернон (ум. после 1240) главный юстициарий Честера               сэр Ричард де Вернон (ум. после 1270)                         Маргарет де Випон                 сэр Ричард де Вернон из Хэддона (ум. 1323)                               Юлиана (Фелиция) де Веси                         Изабелла де Вернон (ум. 1356)                                     Мод де Кэмвилл

Отрывок, характеризующий Стаффорд, Эдмунд, 2-й барон Стаффорд из Клифтона

В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.