Таитя́нский песо́чник[1] (лат. Prosobonia leucoptera) — вымерший вид птиц семейства бекасовых. Эндемик Таити.
Открытие
Таитянский песочник был обнаружен в 1773 году во время второго тихоокеанского путешествия капитана Джеймса Кука. Вероятно, что был собран только один экземпляр, который сейчас находится в музее «Натуралис», который находится в Лейдене, Нидерланды.
Два (возможных) образца, собранных Уильямом Андерсоном между 30 сентября и 11 октября 1777 года на острове Муреа, легли в основу описания песочника Prosobonia ellisi. Три экземпляра, которые были упомянуты в 1787 году Джоном Лэтэмом, все отличаются. Сохранившийся экземпляр (музей Натуралис, RMNH 87556) не может быть чётко определён, также не может быть прослежена с полной уверенностью история его появления в музее. Возможно, в 1819 году он был приобретён вместе с другими образцами Форстера (Штреземан, 1950). Кроме того, имеется рисунок Георга Форстера и литографическая реконструкция Йоханнеса Герарда Кёлеманса.
Описание
Таитянский песочник достигал длины 17,5 см. Длина крыла была 11,3 см, длина хвоста — 5,4 см и лапа — 3,4 сантиметров.
Верх головы был черновато-коричневый. Окраска шеи и боковых сторон головы была тёмно-коричневой. Уздечка и кроющие уха были красноватые с белым пятном позади глаз. Щёки были ржаво-красные, горло буровато-белое. Спина и крылья были черновато-коричневые. Характерным было небольшое белое пятно в виде полумесяца на изгибе крыла, которое сформировалось некоторыми перьями из малых кроющих крыла. Два средних хвостовых пера были черновато-коричневыми, остальные красновато-коричневые с чёрным кантом. Нижняя сторона была ржаво-красной и без полос. Радужка и клюв были чёрными. Ноги были зеленоватого оттенка.
Образ жизни
Птицы гнездились на земле и держались преимущественно вблизи малых рек.
Вымирание
В 1777 году Уильям Андерсон, судовой врач в третьем путешествии Кука, описывал вид как частый. Так как команде Кука в этом путешествии досаждали крысы и тараканы, Джеймс Кук дал распоряжение натянуть канаты к берегу Таити, чтобы избавиться от паразитов. Таитянский песочник, гнездившийся на земле, стал лёгкой добычей для крыс. Через пару лет после 1777 года вид исчез.
Напишите отзыв о статье "Таитянский песочник"
Примечания
Литература
- James Cowan Greenway: Extinct and Vanishing Birds of the World. Dover Publications Inc., New York 1967, ISBN 0-486-21869-4.
- Errol Fuller: Extinct Birds. 2000, ISBN 0-8160-1833-2.
- David Day: The Doomsday Book of Animals. Ebury Press, London 1981, ISBN 0670279870.
- Dieter Luther: Die ausgestorbenen Vögel der Welt. Westarp Wissenschaften, 1986, ISBN 3-89432-213-6.
- Walton Beacham: World Wildlife Fund Guide to Extinct Species of Modern Times. 1997, ISBN 0933833407.
Ссылки
- [piclib.nhm.ac.uk/results.asp?image=005120&itemw=4&itemf=0001&itemstep=1&itemx=1 Natural History Museum]: Оригинальный рисунок таитянского песочника, выполненный Георгом Форстером в 1774 году.
Отрывок, характеризующий Таитянский песочник
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
