Орёл Хааста
| † Орёл Хааста | |||||||||||||||||||||||||||||||||
 Орёл Хааста атакует новозеландского моа | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| Геохронология | |||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
Орёл Хааста (лат. Harpagornis moorei) — самая крупная хищная птица исторической эпохиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3086 дней], весившая от 10 до 14 кг и имевшая размах крыльев до 2,6 метров у самок, более крупных, чем самцы. Орёл Хааста обитал на южном острове в Новой Зеландии и охотился главным образом на разные виды моа, а также, вероятно, на других крупных нелетающих птиц, в том числе на 18-килограммового гигантского гуся (Cnemiornis calcitrans). Как и другие крупные животные, орёл Хааста вымер вскоре после заселения Новой Зеландии маори.
Маори называли эту птицу Те-Поуакаи или Те-Хокиои, что вероятно было подражанием издаваемым этим орлом звукам. Существует даже маорийский наскальный рисунок, изображающий человека с двумя очень крупными убитыми птицами. Одна из них, по всей вероятности, является альбатросом, а другая, предположительно, орлом Хааста. Первое научное описание этого вида было выполнено немцем Юлиусом фон Хаастом.
Орлу приписывалось поведение : в некоторых легендах маори орел убивал людей, что может быть похожим на правду, учитывая размер и силу птицы. В отличие от моа, он, как и другие хищные птицы, был вероятно истреблён целенаправленно, однако быстрое исчезновение его основной добычи — моа и других крупных нелетающих птиц — видимо ускорило его вымирание. Существует ряд ископаемых останков орла Хааста[1], в том числе кости, обработанные поселенцами. Предполагается, что орёл Хааста вымер вместе с рядом видов моа в XV веке[2], однако заявления о встрече крупных орлов продолжались вплоть до XIX века. Даже ещё в 1905 году якобы было найдено орлиное гнездо, однако это считается крайне маловероятным.
Орёл Хааста заполнял особую нишу в новозеландской фауне, в которой доминировали птицы и в которой кроме одного крупного вида геккона не существовало наземных хищников. Добыча умерщвлялась особо длинными и сильными когтями, которые были отчасти способными даже переламывать кости. Орёл, по-видимому, наблюдал за добычей с возвышенного места, например с дерева, и с большой скоростью нападал на неё.
Анализы ДНК показывают, что орёл Хааста был близким родственником евразийского орла-карлика (Hieraaetus pennatus) и австралийского ястребиного орла (Hieraaetus morphnoides), а не, как предполагалось ранее, австралийского клинохвостого орла (Aquila audax). Ветвь орла Хааста развилась от 1,8 миллионов до 700 тысяч лет назад. Увеличение за этот отрезок времени веса в 10—15 раз является одним из самых стремительных эволюционных увеличений в размере, наблюдавшихся у позвоночных. Вероятно, этому способствовало наличие крупной добычи и отсутствие других крупных хищников.
Название рода происходит от объединения латинского слова «harpax», что означает «крюк», и греческого «ornis» — «птица».
Напишите отзыв о статье "Орёл Хааста"
Примечания
- ↑ Однако лишь три полностью сохранившихся скелета
- ↑ Tennyson, A. & Martinson, P.: Extinct Birds of New Zealand; Te Papa Press, Wellington, New Zealand 2006, ISBN 978-0-909010-21-8.
Ссылки
- [archive.is/20120719125708/www.bbc.co.uk/nature/wildfacts/factfiles/3044.shtml Описание орла Хааста на сайте передачи BBC Science & Nature] (англ.)
Отрывок, характеризующий Орёл Хааста
– Ах как я рада, няня.– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
