Хум (область)
- Эта статья об исторической области, о раннефеодальном княжестве см.: Захумье.
Хум или Ху́мская земля (сербохорв. Hum, Humska zemlja[1]) — средневековая область на юге современной Боснии и Герцеговины и Хорватии. В позднее Средневековье территория Хума занимала современную Герцеговину с Адриатическим побережьем от реки Цетины не севере до полуострова Пелешац на юге. С середины XV века стала называться Герцеговиной.
Содержание
Название
Название области большинство историков относят к горе Хум, располагавшейся в районе современного Благая[2]. Область под названием Захумье впервые упоминается в сочинении «Об управлении империей», написанном Константином Багрянородным около 950 года. В нём область расположена на Адриатическом побережье между рекой Неретвой на севере и современным Дубровником на юге, и включает такие города, как Стагнон, Буну (располагалась в районе города Благая[en] — центра области), Хлоум и другие. В то время область была ограничена бассейном реки Неретвы. При сербском князе Михаиле Вишевиче в первой половине X века Захумье было самостоятельным княжеством[1]. В XII веке область Захумье получает название Хум или Хумская земля[3].
История
В первой половине XI века область вошла в Дубровницкое епископство. С 1040-х годов Хум входил в Дуклянское государство, а до 1102 года отошёл под управление хорватских феодалов. В течение XII века область принадлежала самостоятельным хумским князьям (а также жупанам Рашки), которые расширили границы своих владений до земель на левом берегу реки Неретвы на востоке до города Имотски на западе. Согласно Летописи попа Дуклянина, Хум (лат. Chelmania) в то время включал 9 жуп и земли на правом берегу Неретвы в её нижнем течении. В 1184 году брат великого жупана Рашки Стефана Немани хумский князь Мирослав напал на Дубровник, и потерпел поражение. В 1186 году между враждующими сторонами был заключён мир. В 1198 году Хум отошёл под номинальную власть будущего короля Венгрии Андраша II. В начале XIII века упоминается «великий князь хумский» по имени Петар. После него в Хуме XIII века фактически правили Толен, «великий князь» Андрия и жупан Радослав. Последний в 1254 году, будучи верным вассалом венгерского короля, дал обещание защищать граждан Дубровника от сербов «и по морю и по суше». Столицей Захумской земли был город Стон[4]. В начале XIV века Хум перешёл во владения хорватского феодала Павла Брибирского. Его сын Младен II в 1305 году упоминается как «бан хорватов и Боснии и верховный господин всей Хумской земли». Павел передал Хум хорватскому феодальному роду Нелипчичей[en][1].
После прихода к власти в Боснии Степан Котроманич в 1326 году присоединил к себе Хум, а в 1333 году упоминался как «бан Боснии и Усоры и Соли и господин Хумской земли». В 1350 году сербский царь Стефан Душан предпринял неудачный поход, после чего Хум находился во владениях Боснии до 1357 года. После этого область на время отошла под власть венгерского короля Людовика I (ум. 1382), после смерти которого вновь вернулась под власть Боснии. При короле Твртко I воеводой Хума служил Влатко Вукович из могущественного рода Косачей. В первой половине XV века область входила во владения Сандаля Хранича и Степана Вукчича, который в 1444 году упоминается как «господарь Хума». После принятия Степаном Вукчичем титула герцога в 1448 году после завоевания Хума турками его владения получили название Герцеговины[1].
Напишите отзыв о статье "Хум (область)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.enciklopedija.hr/natuknica.aspx?id=26654 Hum]. // enciklopedija.hr. Проверено 15 февраля 2016.
- ↑ Bosna i Hercegovina: iseljenički almanah. — Matica iseljenika Bosne i Hercegovine, 1973. — С. 231.
- ↑ Stulli, Bernard. Arhivski vjesnik. — 1969. — Т. 11. — С. 100.
- ↑ Вопросы истории славян. — Изд-во Воронежского университета, 1985. — С. 18.
Литература
- Mišić, Siniša. Humska zemlja u srednjem veku. — Белград, 1996.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Хум (область)
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
