Цветочные часы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Цвето́чные часы́, также Часы́ Фло́ры — декоративные часы из набора травянистых растений, цветки которых распускаются и закрываются в определённое время суток.

Впервые цветочные ( листовые) часы были составлены в Уппсале Карлом Линнеем. Цветочные часы из тех растений, которые использовал Линней, называют «цветочными часами Линнея».

Для каждой местности должны составляться свои цветочные часы, так как время цветения, то есть открытие и закрытие цветков, в разных местностях происходят не в один и тот же час; оно либо запаздывает, либо наступает раньше. Прямые наблюдения показали, что, например, в Инсбруке происходит запаздывание раскрытия растений из цветочных часов Линнея на 1—2 часа, а закрывание запаздывает на 1—6 часов. Чтобы составить цветочные часы, следует произвести многолетние наблюдения над множеством растений и выбрать из них такие, цветение которых совершается в наиболее определённое время.



Цветочные часы Линнея

Утро
3—5 часов Козлобородник луговой (Tragopogon pratensis) открывается
4—5 Цикорий обыкновенный (Cichorium intybus), Горчак (Picris hieracioides), Шиповник открываются
5 Лилейник буро-жёлтый (Hemerocallis fulva), Мак голостебельный (Papaver nudicaule), Осот огородный (Sonchus oleraceus) открываются
5—6 Череда трёхраздельная (Bidens tripartita), Одуванчик лекарственный (Taraxacum officinale) открываются
6 Ястребинка зонтичная (Hieracium umbellatum), Пазник метельчатый (Hypochaeris maculata) открываются
6—7 Ястребинка волосистая (Hieracium pilosella), Осот полевой (Sonchus arvensis) открывается
7 Венечник ветвистый (Anthericum ramosum), Латук посевной (Lactuca sativa), Кульбаба щетинистая (Leontodon hispidus), Кувшинка белая (Nymphaea alba) открываются
7—8 Мезембриантемум бородатый (Mesembryanthemum barbatum) открывается
8 Anagallis arvensis, Petrorhagia prolifera [syn. Dianthus prolifer], Hieracium auricula, Вьюнок открываются
8—10 Одуванчик лекарственный (Taraxacum officinale) закрывается
9 Календула полевая (Calendula arvensis), Гвоздика полевая открывается
9—10 Arenaria rubra (Spergularia rubra) открывается
9—10 Козлобородник луговой (Tragopogon pratensis) закрывается
10 Цикорий обыкновенный (Cichorium intybus), Lactuca sativa, Осот огородный (Sonchus oleraceus) закрываются
10—11 Mesembryanthemum crystallinum открывается
11 Crepis alpina закрывается
11—12 Осот полевой (Sonchus arvensis) закрывается
12 Календула полевая (Calendula arvensis) закрывается
Пополудни
1 час Petrorhagia prolifera [syn. Dianthus prolifer] закрывается
1—2 Crepis rubra закрывается
2 Hieracium auricula закрывается
2—3 Arenaria rubra закрывается
2—4 Mesembryanthemum crystallinum закрывается
3 Кульбаба щетинистая (Leontodon hispidus) закрывается
3—4 Венечник ветвистый (Anthericum ramosum), Ястребинка волосистая (Hieracium pilosella) закрывается
4 Alyssum utriculatum закрывается
4—5 Hypochaeris maculata закрывается
5 Ястребинка зонтичная (Hieracium umbellatum), Кувшинка белая (Nymphaea alba), Незабудка закрывается
Вечер
6 часов Geranium triste открывается
7 Мак голостебельный (Papaver nudicaule) закрывается
7—8 Лилейник буро-жёлтый (Hemerocallis fulva), Шиповник закрывается
Ночь
9 Кислица закрывается
9—10 часов Celenicereus grandiflorus, Silene noctiflora открывается
12 Celenicereus grandiflorus закрывается

Механические цветочные часы

Подбор растений для настоящих цветочных часов — занятие кропотливое. Не всегда оно увенчается успехом. Уже с конца XIX века настоящие цветочные часы всё чаще заменялись чисто декоративными композициями на основе механических часов с цветочным фоном или декоративными элементами, созданными из цветущих или декоративно-лиственных растений.

Механические цветочные часы в Синдзюку (Япония), Женеве (Швейцария), Харькове (Украина), Киеве (Украина)

Напишите отзыв о статье "Цветочные часы"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Цветочные часы

– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.