Часы на Спасской башне

Часы на Спасской башне — часы-куранты, установленные на Спасской башне Московского Кремля.

Старые часы

На существование часов ещё в XVI веке указывает то свидетельство, что в 1585 году при трёх воротах Кремля, у Спасских, Тайницких и Троицких, находились на службе часовники. В 1613—1614 годах упоминаются часовники ещё и при Никольских воротах. У Фроловских ворот в 1614 году часовником был Никифорка Никитин. В сентябре 1624 года старые боевые часы были проданы на вес Спасскому Ярославскому монастырю. Вместо них в 1625 году на Спасской башне под руководством английского механика и часовых дел мастера Кристофера Галлоуэя русскими кузнецами-часовщиками Жданом, его сыном Шумилой Ждановым и внуком Алексеем Шумиловым были установлены часы. 13 колоколов для них отлил литейщик Кирилл Самойлов. Во время пожара 1626 года часы сгорели, и были восстановлены Галлоуэем. В 1668 году часы ремонтировали. С помощью специальных механизмов они «играли музыку», а также отмеряли время дневное и ночное, обозначенное буквами и цифрами. Циферблат назывался указательный словесный круг, узнатный круг. Цифры обозначались славянскими буквами — буквы медные, покрыты золотом, размером в аршин. Роль стрелки выполняло изображение солнца с длинным лучом, укреплённое неподвижно в верхней части циферблата. Его диск был разделён на 17 равных частей. Это было обусловлено максимальной долготой дня в летнее время.

"Русские часы делили сутки на часы денные и на часы ночные, следя за восхождением и течением солнца, так, что в минуту восхождения на русских часах бил первый час дня, а при закате — первый час ночи, поэтому почти каждые две недели количество часов денных, а также и ночных, постепенно изменялось"…

Середина циферблата покрывалась голубой лазурью, по голубому полю были разбросаны золотые и серебряные звёзды, изображения солнца и луны. Циферблатов было два: один в сторону Кремля, другой в сторону Китай-города.

Необычное устройство часов дало основание Самюэлю Коллинсу, английскому врачу на русской службе, ехидно заметить в письме к своему другу Роберту Бойлю:

У наших часов стрелка движется по направлению к цифре, в России же наоборот — цифры движутся по направлению к стрелке. Некий господин Галлоуэй — весьма изобретательный человек — придумал циферблат такого рода. Объясняет он это следующим образом: «Так как русские поступают не так, как все другие люди, то и произведённое ими должно быть устроено соответственно»

XVIII — XIX века

В 1705 году по указу Петра I в Кремле были установлены новые часы. Купленные Петром I в Голландии, они были доставлены из Амстердама в Москву на 30 подводах. Часы были переделаны на немецкий лад с циферблатом на 12 часов. Устанавливал их часовой мастер Еким Гарнов (Жоаким Гарно, Joachim Garnault). Какую мелодию исполняли эти куранты — неизвестно. Однако голландские часы недолго радовали москвичей своим перезвоном. Петровские часы часто ломались, а после грандиозного пожара 1737 года и вовсе пришли в полную негодность. Столица была перенесена в Петербург и с ремонтом главных часов первопрестольной не спешили. В 1763 году в здании Грановитой палаты были обнаружены большие английские курантовые часы. Для их установки на Спасскую башню в 1767 году был специально приглашен немецкий мастер Фатц (Фац). В течение трёх лет при помощи русского мастера Ивана Полянского часы были установлены. По воле иностранного мастера в 1770 году кремлёвские куранты заиграли немецкую песенку «Ах, мой милый Августин» и в течение некоторого времени эта мелодия звучала над Красной площадью. Это был единственный случай, когда куранты играли иностранную мелодию. Во время знаменитых пожаров 1812 года они были повреждены. После изгнания французов из Москвы куранты были обследованы. Спустя год, в феврале 1813 года, куранты осмотрел часовщик Яков Лебедев и пришёл к выводу, что их можно восстановить. Разрешение на ремонт было дано под обещание Лебедева, что тот не испортит механизм. Кремлевские куранты заработали через 2 года, за что Лебедев был награждён почётным званием часового мастера Спасских часов. Однако время не щадило и эти кремлёвские куранты. В рапорте компании «Братья Бутеноп» и архитектора Тона от 1851 года значится: «Спасские башенные часы в настоящее время находятся в состоянии близком к совершенному расстройству: железные колеса и шестерни от долговременности так истерлись, что в скором времени сделаются совершенно негодными, циферблаты пришли в большую ветхость, осевшие деревянные полы, лестницы требуют непременной переделки, …дубовый фундамент под часами от долговремения сгнил».

Современные куранты

Современные куранты были изготовлены в 1851—52 годах на русском заводе датских подданных братьев Иоганна (Ивана) и Николая Бутенопов, компания которых была известна установкой башенных часов в куполе Большого Кремлёвского дворца. Братья Бутенопы взялись за работу в декабре 1850 года. Ими с использованием некоторых старых деталей и всех достижений часового дела того времени были созданы новые часы. Была проведена колоссальная работа. Старый дубовый корпус заменён на литой, чугунный. Мастера заменили колёса и шестерни, подобрали специальные сплавы, которые могли выдерживать значительные перепады температур и большую влажность. Куранты получили ход Грагама и маятник с системой термокомпенсации конструкции Гаррисона. Внешний вид кремлёвских часов не остался без внимания. Бутенопы установили новые циферблаты, железные, выходящие на четыре стороны, не забыв о стрелках, цифрах и часовых делениях. Специально отлитые медные цифры и минутные и пятиминутные деления были покрыты червонным золотом. Железные стрелки обернуты медью и покрыты позолотой. Работы были закончены в марте 1852 года. Иван Толстой, являвшийся придворным часовщиком, доложил, что «механизм означенных часов переделан вновь с должною отчётливостью и по правильному ходу и верности заслуживает полного одобрения».

Знаменитая мелодия колокольного перезвона курантов, которая отмечает наступление каждого часа и четверти, широко известная по всему миру, специально не сочинялась: она обусловлена исключительно самой конструкцией звонницы Спасской башни. Исполнение курантами определенной мелодии возложили на игральный вал, представляющий собой барабан с отверстиями и штифтами, связанные канатами с колоколами под шатром башни. Для более мелодичного звона и точного исполнения мелодии с Троицкой и Боровицкой башен сняли 24 колокола и установили их на Спасской, доведя общее количество до 48. Одновременно была проведена реставрация самой башни под руководством архитектора Герасимова. Металлические перекрытия, лестницы и постамент к ним были выполнены по рисункам талантливого русского архитектора Константина Тона, создавшего Храм Христа Спасителя. Вскоре встал вопрос о выборе мелодии для исполнения курантами. Композитор Верстовский и капельмейстер московских театров Штуцман помогли отобрать шестнадцать самых знакомых москвичам мелодий. Николай I велел оставить две, «чтобы часовые куранты разыгрывали утром – Преображенский марш Петровских времен, употребляемый для тихого шага, а вечером – молитву «Коль славен наш Господь в Сионе», обыкновенно играемую музыкантами, если обе пьесы можно будет приспособить к механизму часовой музыки». С этого времени куранты исполняли в 12 и 6 часов «Марш Преображенского Полка», а в 3 и 9 часов гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» Дмитрия Бортнянского, которые звучали над Красной площадью до самого 1917 года. Изначально на игральный вал курантов хотели набрать гимн Российской империи «Боже, Царя храни!», однако Николай I этого сделать не разрешил, заявив, что «куранты могут играть любые песни, кроме гимна». В 1913 году к 300-летию дома Романовых провели полномасштабную реставрацию внешнего вида курантов. Компания «Братья Бутеноп» продолжала поддерживать часовой механизм.

2 ноября 1917 года при штурме Кремля большевиками в часы попал снаряд, перебив одну из стрелок и повредив механизм вращения стрелок. Часы остановились почти на год. В 1918 году по указанию В. И. Ленина («Надо, чтобы эти часы заговорили нашим языком») кремлёвские куранты было решено восстановить. Сперва большевики обратились в фирму Павла Буре и Сергея Рогинского, но те, оценив масштабы разрушений, запросили 240 тысяч золотом. После этого власти обратились к работавшему в Кремле слесарю Николаю Беренсу. Беренс хорошо знал устройство курантов, так как был сыном мастера из компании «Братья Бутеноп», принимавшего участие в их реконструкции. В условиях обстановки в Советской России 1918 года с большим трудом был изготовлен новый маятник весом 32 килограмма, взамен утраченного старого, который был свинцовым и позолоченным, отремонтирован механизм вращения стрелок, заделана пробоина в циферблате. К июлю 1918 года с помощью сыновей Владимира и Василия Николай Беренс смог запустить куранты. Однако Беренсы не разбирались в музыкальном устройстве Спасских часов. По указанию новой власти художник и музыкант Михаил Черемных разобрался в строе колоколов, партитуре курантов и в соответствии с пожеланием Ленина набрал на игральный вал курантов революционные мелодии. В августе 1918 года комиссия Моссовета приняла работу, прослушав трижды каждую мелодию с Лобного места на Красной площади.

18 августа 1918 года в «Бюллетене» бюро печати ВЦИК было сообщено, что кремлёвские куранты отремонтированы и теперь они играют революционные гимны. Первым в 6 часов утра звучал «Интернационал», в 9 часов утра и в 15 часов — похоронный марш «Вы жертвою пали…» (в честь похороненных на Красной площади).

Через некоторое время произвели перенастройку и куранты стали исполнять в 12 часов мелодию «Интернационал», а в 24 часа — «Вы жертвою пали…».

В 1932 году был проведён ремонт внешнего облика часов. Был изготовлен новый циферблат — точная копия старого и заново позолочены обода, цифры и стрелки, на что было израсходовано 28 килограммов золота. Кроме того, в качестве мелодии был оставлен только «Интернационал».

Спустя пять лет специальная комиссия признала звучание музыкального устройства курантов неудовлетворительным. Изношенный механизм боя курантов, а также морозы сильно искажали звучание. Об этом ещё в 1850 году предупреждали братья Бутенопы: «проволоки, посредством которых должны приводиться в движение колокольные молотки, будучи слишком длинны, качаются; а зимою, от влияния морозов, сокращаются; от чего выражение музыкальных звуков бывает не чисто и неправильно».

Вследствие искажения мелодии уже в 1938 году куранты замолчали, став отбивать своим перезвоном и боем часы и четверти. В 1941 году специально для исполнения «Интернационала» смонтировали электро-механический привод, впоследствии демонтированный. В 1944 году по указанию И. В. Сталина пытались настроить куранты на исполнение уже нового принятого гимна на музыку Александрова. Но работа не увенчалась успехом.

Крупная реставрация курантов и всего механизма часов с их остановкой на 100 дней была проведена в 1974 году. Механизм был полностью разобран и отреставрирован с заменой старых деталей. С 1974 года работает система автосмазки деталей, которую до этого проводили вручную, тем не менее музыкальный механизм курантов так и остался не тронутым реставрацией.

В 1991 году Пленумом ЦК было принято решение о возобновлении работы кремлёвских курантов, однако выяснилось, что для исполнения гимна СССР не хватает трёх колоколов. К этой задаче вернулись в 1995 году. Новым гимном Российской Федерации планировали утвердить «Патриотическую песню» М. И. Глинки. В 1996 году во время инаугурации Б. Н. Ельцина куранты после традиционного перезвона и отбивания часов после 58 лет молчания вновь заиграли. Однако за прошедшие годы на звоннице Спасской башни осталось всего 10 колоколов. В отсутствие нескольких колоколов, необходимых для исполнения гимна в дополнение к колоколам установили металлические била. В полдень и полночь, 6 утра и 6 вечера куранты стали исполнять «Патриотическую песню», а каждые 3 и 9 часов утра и вечера — мелодию хора «Славься» из оперы «Жизнь за царя» (Иван Сусанин) также М. И. Глинки.

Последнюю крупную реставрацию провели в 1999 году. Работы распланировали на полгода. Стрелки и цифры снова позолотили. Восстановили исторический облик верхних ярусов. К концу года провели и последнюю настройку боя курантов. Вместо «Патриотической песни» куранты стали исполнять государственный гимн Российской Федерации, официально утверждённый в 2000 году.

Технические данные

Куранты занимают 8—10 ярусы Спасской башни. Основной механизм размещается на 9-м этаже в специальной комнате и состоит из 4 заводных валов: один — для ведения стрелок, другой — для боя часов, третий — для вызванивания четвертей и ещё один — для игры курантов. Вал ведения минутной стрелки проходит сквозь пол на 8-й ярус, где вращение распределяется на 4 циферблата. За каждым циферблатом расположены отдельные механизмы, передающие вращение от минутной стрелки к часовой. Циферблаты курантов диаметром 6,12 м выходят на четыре стороны башни. Высота римских цифр — 0,72 м, длина часовой стрелки — 2,97 м, минутной — 3,27 м. Кремлёвские часы в своем роде уникальные, являясь полностью механическими. Общий вес курантов — 25 тонн. Механизм приводится в действие 3 гирями весом от 160 до 224 килограммов (таким образом, по принципу работы кремлёвские куранты являются огромными ходиками). Завод часов (подъём гирь) производится 2 раза в сутки. Первоначально подъём гирь производился вручную, но с 1937 года их поднимают с помощью трёх электродвигателей. Точность хода достигается благодаря маятнику весом 32 килограмма. Перевод стрелок на зимнее или летнее время производится только вручную. Часовой механизм соединен с музыкальным узлом, который расположен под шатром башни в открытом 10-м ярусе звонов и состоит из 9 четвертных колоколов и одного колокола, отбивающего полный час. Вес четвертных колоколов — около 320 кг, часового — 2160 кг. Бой часов производится при помощи молотка, соединённого с механизмом и каждым колоколом. В 15, 30, 45 минут каждого часа перезвон играется 1, 2 и 3 раза соответственно. В начале каждого часа куранты вызванивают 4 раза, а затем большой колокол отбивает часы. Музыкальный механизм курантов состоит из программного медного цилиндра диаметром около двух метров, который вращает гиря весом более 200 кг. Он усеян дырочками и штифтами в соответствии с набранными мелодиями. Барабан при вращении заставляет штифты нажимать на клавиши, от которых тянутся тросы, связанные с колоколами на звоннице. Ритм исполнения мелодии колоколами сильно отстаёт от оригинала, поэтому узнать мелодии бывает проблематично. В полдень и полночь, 6 и 18 часов исполняется гимн Российской Федерации, в 3, 9, 15 и 21 час — мелодия хора «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя». Сами мелодии отличаются по ритму исполнения, поэтому в первом случае исполняется одна первая строчка из гимна Александрова, во втором — две строчки из хора «Славься».

Интересно, что подавляющее большинство россиян считает, что Новый год наступает с первым или последним ударом колокола. Тогда как на самом деле, новый час, день и год начинаются с началом перезвона курантов, то есть за 20 секунд до первого удара колокола. А с 12 ударом колокола уже прошла ровно минута Нового года. Возможно, что такое заблуждение было связано с тем, что россияне путали сигналы точного времени, передаваемые по радио (где начало последнего сигнала означало начало нового часа) с боем курантов Спасской башни.

Другие часы в Кремле

Помимо часов на Спасской башне, в Кремле также установлены часы на Троицкой башне, Боровицкой башне и на Большом Кремлёвском дворце.

См. также

• Биг-Бен
• Пражские куранты

Литература

• Иван Забелин «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях». Издательство Транзиткнига. Москва. 2005 (о часах стр. 90-94) ISBN 5-9578-2773-8

Ссылки

• [www.astronet.ru/db/msg/1210729 Колокольный звон Кремлёвских курантов]
• [www.alltime.ru/catalog/article.php?ID=103827 Главные часы России История кремлёвских курантов]
• [www.timeseller.ru/rubric/rubric_585.html?template=26&oldSub=348 Куранты, Кремль, Бутенопы](недоступная ссылка с 05-03-2015 (3340 дней))
• [www.rg.ru/2004/11/01/kuranti.html Как кремлёвские куранты давали задний ход]
• [moscowwalks.ru/2011/03/27/perevod-kurantov/#more-2356 Последний перевод Кремлёвских курантов ]

Отрывок, характеризующий Часы на Спасской башне

Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.