Царь-колокол

Царь-ко́локол — памятник русского литейного искусства XVIII века. Высота с перемычкой составляет 6,24 м, диаметр — 6,6 м; масса 202 тонны. По назначению никогда не использовался. Установлен в Московском Кремле возле колокольни «Иван Великий».

История

Отлив

В 1730 году императрица Анна Иоанновна приказала перелить разбитый колокол Григорьева с добавлением металла и довести вес колокола до 10 тысяч пудов. Сыну фельдмаршала Миниха было поручено для этой работы найти в Париже мастера. Миних предложил эту работу выполнить королевскому механику Жерменю, но тот посчитал это шуткой — отлить колокол такого размера.

После всех согласований колокол был отлит русскими мастерами: Иваном Моториным и его сыном Михаилом Моториным — в 1733—1735 годах на Пушечном дворе. Для отливки колокола помимо нового металла был использован металл старого разбитого колокола времен Бориса Годунова.

Формовка колокола производилась на Ивановской площади. Для этого была вырыта яма глубиной около 10 метров. Чтобы кожух выдержал давление расплавленного металла, всё пространство между формой колокола и стеной литейной ямы засыпали землёй, тщательно её утрамбовав.

Колокол был отлит 25 ноября 1735 года, после полутора лет подготовительных работ. При литье постоянно возникали непредвиденные ситуации. Иван Моторин умер, не успев закончить отливку, и его дело завершил его сын Михаил.

Последняя плавка металла продолжалась 36 часов в четырёх плавильных печах, а отливка прошла всего за 1 час 12 минут. Согласно анализу, проведённому в лаборатории минного корпуса, в сплаве содержится меди — 84,51 %, олова — 13,21 %, серы — 1,25 %, золота — 0,036 % (72 кг), серебра — 0,25 % (525 кг).

После остывания колокола начались чеканные работы. Колокол находился в яме, стоял на железной решетке, которая опиралась на 12 дубовых свай, вбитых в землю. Над ямой было сделано деревянное перекрытие.

Повреждение

29 мая 1737 года во время Троицкого пожара в Москве загорелась деревянная постройка над ямой, в которой стоял колокол. В яму стали падать горящие брёвна. Чтобы колокол не расплавился, сбежавшийся народ стал пытаться снять колокол. В результате колокол упал и дал 10 продольных сквозных трещин и от него откололся значительный кусок весом около 700 пудов (11,5 тонн).

Однако современные исследования подвергают сомнению тот факт, что колокол, изготовленный из пластичной колокольной бронзы, мог расколоться во время пожара, и предполагают, что трещины возникли из-за допущенных нарушений в технологии, а пожар мог стать удобным оправданием. В пользу этой версии говорит то, что в 1736 году Моторин получает за отливку Царь-колокола всего 1000 рублей и чин цехмейстера литейных дел «за труды и ради обновления колокольного завода», пострадавшего от пожара. А позже за отливку колоколов для Новодевичьего монастыря и Троице-Сергиевой лавры он просит 8000 рублей за колокол

Восстановление

В 1792 и 1819 годах предпринимались неудачные попытки поднять колокол. Проект подъёма и установки на постаменте колокола разработал архитектор И. Л. Мироновский в 1827—1831 годах. В соответствии с этим проектом 17 августа 1836 года, пролежав в литейной яме целый век, Царь-колокол был наконец поднят на поверхность.

Во время подъёма часть канатов лопнула и отскочил один из блоков, колокол перекосило. Подъём остановили. Один из рабочих не испугался, спустился в яму и установил под колокол подпорки. Через несколько дней, заменив канаты, подъём продолжили.

В том же году Царь-колокол был установлен в Московском Кремле на постамент, исполненный по проекту Огюста Монферрана. Пьедестал этот отлит из бронзы. Украшения, портреты и надписи на нём выполнены В. Кобелевым, П. Галкиным, П. Кохтевым, П. Серебряковым и П. Луковниковым. Внутри пьедестала сохраняется язык от неизвестного колокола.

Несколько раз поднимался вопрос о спайке колокола. Но в итоге от этого отказались, так как восстановить нормальное звучание оказалось невозможным.

Аналоги

Под названием «Царь-колокол» на Руси известны колокола, отлитые в начале XVII века и в 1654 году (весил около 130 т). Последний разбился при пожаре 1701 года, а его части были использованы при отливке Царь-колокола.

Самый большой колокол Троице-Сергиевой лавры также называется «Царь». Отлитый в 1748 году «Царь-колокол» весил 4 тыс. пудов (64 т), но был уничтожен в 1930 году. В 2004 году на колокольню лавры был поднят новый «Царь-колокол» весом 72 т.

В бонистике

Царь-колокол изображен на тысячерублевых белогвардейских купюрах, выпускавшихся генералом Деникиным в Крыму во время Гражданской войны. Деньги, обесценившиеся почти мгновенно и не имевшие практически никакой покупательной способности, в народе прозвали «колокольчиками».

См. также

• Царь-пушка
• Царь-танк
• Царь-бомба
• Царь-книга
• Царь-тряпка
• Мингунский колокол
• Великий колокол Дхаммазеди
• Самые тяжёлые колокола мира

Литература

• Снегирёв И. М., Мартынов А. А. Московский Царь-колокол // Русские достопамятности. — М., 1880. — Т. 3.
• Богуславский Г. А. Царь-попа. — М., 1958.
• Костина И. Д. Царь-колокол и его создатели. — 1982. — (Вопросы истории).
• Костина И. Д. К истории создания Царь-колокола // Колокола. История и современность : Сб. — М., 1990.
• Дружинин О. Н., Дубровин Н. М., Логовинюк П. И., Сельгеев В. Н. Исследование и реставрация «Царь-колокола» // Колокола. История и современность : Сб. — М., 1985.
• Портнов М. Э. Царь-пушка и Царь-колокол. — М., 1990.
• Захаров Н. Кремлёвские колокола. — Московский рабочий, 1980.

Отрывок, характеризующий Царь-колокол

Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.