Цензура в Казахстане

Цензура в Казахстане — контроль государственных или гражданских институтов Республики Казахстан за содержанием и распространением информации, печатной продукции, музыкальных и сценических произведений, произведений изобразительного искусства, кино и фото произведений, передач радио и телевидения, веб-сайтов и порталов, в некоторых случаях также частной переписки, с целью ограничения либо недопущения распространения идей и сведений, признаваемых властью или общественным мнением как представляющих опасность.

По информации на 2013 год в Индексе свободы прессы Казахстан занимает 154 место, которое делит вместе с Ливией. Ниже находится Узбекистан и Азербайджан, выше - Ирак, Афганистан и Палестина.

Согласно информации множества изданий и газет, а также организации Freedom House Казахстан является "несвободной" страной.

Следует заметить, что запрет на цензуру в Казахстане документально закреплён в статье № 20 Конституции Республики Казахстан; однако эксперты считают, что он отражён лишь на бумаге, а де-факто не действует.

Ограничение свободы слова

Интернет

См. также: Заблокированные сайты в Казахстане

Ещё с середины 2000 годов началась блокировка сетевых СМИ, которые активно критиковали власти Казахстана. Как правило, эту блокировку можно было обойти при помощи различных анонимайзеров.

С 2008 года в Казахстане ведется активная борьба с сетевыми СМИ. По заявлению издательства «Kazakhstan Today»: «за 2008 год было заблокировано 10 интернет-изданий». Крупнейшие интернет-провайдеры Казахстана — «Казахтелеком» и «Нурсат».

Мажилис (нижняя палата парламента) Казахстана 30 апреля 2009 года одобрил в первом чтении законопроект по мерам регулирования сети Интернет. Парламент обсуждает закон, который приравнивает блоги и чаты к СМИ. Их сможет закрывать генпрокурор республики. Иностранные СМИ станут недоступны в случае «угрозы национальной безопасности».

13 июля 2009 года Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев подписал законодательные поправки, приравнивающие все интернет-сайты к СМИ и позволяющие судам прекращать работу порталов. Документ, принятый в преддверии председательства Казахстана в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), приравнивает все интернет-ресурсы к средствам массовой информации и даёт право судам закрывать сайты, если содержащаяся там информация будет признана незаконной. Под действие данного закона подпадают не только материалы, размещённые на интернет-сайтах, но и комментарии к ним. Кроме того, могут быть заблокированы и зарубежные ресурсы, в случае, если их содержание противоречит законодательству страны. Международная организация «Репортеры без границ» во Всемирный день свободы печати опубликовала список «хищников» свободы информации, в котором внесен Нурсултан Назарбаев.

27 января 2010 года опубликовано заявление движения «За свободный Интернет!» о заблокированных в Казахстане интернет-ресурсах и лояльных к цензуре сервисах.

За оскорбляющие комментарии в соцсетях предусмотрено наказание в виде штрафа до 500 МРП с 2014 года.

После девальвации тенге 11 февраля 2014 года был заблокирован на территории Казахстана сайт петиции по сбору подписей за импичмент президента Назарбаева.

На данный момент заблокированы следующие сайты (неполный список): tumbl.org, archive.org, torproject.org, [www.respublika-kz.info/ respublika-kz.info]. Так же заблокированы множество других сайтов и анонимайзеров. При этом неизвестно, на основании чего были произведены блокировки.

Печатные издания и телевидение

В ноябре 2012 г. прокуратура потребовала запретить телеканал К+ и газету «Взгляд».

В интервью газете Республика Джимми Уэльс сказал:

Несколько лет я с интересом наблюдаю за ситуацией в Казахстане. Я осведомлен о недавних случаях нападок на прессу, и я их полностью осуждаю. Казахстанское правительство говорит, что хочет двигаться в сторону открытости и демократии, но утверждает, что это трудно и займет некоторое время. Самое худшее, что они могут сделать, следуя этим путём, это контролировать потоки информации. В эру интернета это только приведет к волнениям. Люди не только обладают правом на свободу выражения, теперь у них есть средства для получения информации, нравится это правительству или нет. Запугивание прессы приведет только к ответному удару со стороны граждан и «казахстанской весне», в которой старый режим будет отметен в сторону. Единственная надежда для них на адекватный и мирный переход (к демократии) — это разрешить людям говорить свободно.

— [www.respublika-kaz.biz/news/tribune/9969/ Джимми Уэйлс от патронажа Масимовым открестился — Открытая трибуна — Газета «Республика — деловое обозрение»]. Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G1KW3z4a Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].

Важной частью политической жизни в стране стал курс на закрытие оппозиционных СМИ. В связи с уголовным делом против оппозиционного политика Муратбека Кетебаева, сотрудники Комитета национальной безопасности 19 декабря 2012 года конфисковали имущество и опечатали офисы редакции газеты «Голос Республики», информационного видеопортала «stan.kz», незарегистрированной партии «Алга!» и общественного фонда «Амансаулык». Также опечатан дом и личное имущество Алии Турусбековой, супруги Владимира Козлова. Путём конфискации оборудования редакций, КНБ осуществляет моральное давление и ограничивает деятельность независимых СМИ и НПО в стране. 19.12.2012 представителям независимых СМИ и оппозиционных объединений сообщили, что КНБ имеет ордер на обыск их офисов. Официальным поводом для давления на независимые СМИ и НПО стало уголовное дело против оппозиционного политика Муратбека Кетебаева. Он является владельцем всех офисов и помещений, в которых КНБ провел обыск. Согласно постановлению суда, для обеспечения иска проводится арест имущества и недвижимости, которые принадлежат Муратбеку Кетебаеву. Следствие предполагает, что в помещениях находятся предметы, имеющие значение для дела. Оперативно-розыскные мероприятия в г. Алматы были проведены в редакциях газеты «Голос Республики», информационного видеопортала «stan.kz», незарегистрированной партии «Алга!» и общественного фонда «Амансаулык». Сотрудники КНБ опечатали все эти офисы и конфисковали документацию, оргтехнику и личное имущество работников офисов. В редакцию видеопортала «stan.kz» сотрудники КНБ привезли с собой двоих понятых. Журналисты утверждают, что эти люди на самом деле сотрудники КНБ, которые ранее проводили изъятие тиража газеты «Взгляд». Журналистов внутрь офиса не пустили. При обыске в редакции газеты «Голос Республики» сотрудники КНБ так же не позволили присутствовать журналистам и юристам. Обыск проводили семь сотрудников КНБ, которые привезли с собой двоих понятых. Без описи были изъяты не только документация, но и оргтехника — принтеры и компьютеры . Также сотрудники КНБ разбили фотокамеру корреспондента радио «Азатык» Казиса Тогузбаева, который пытался сделать несколько фотографий с места событий.. Также стало известно о проведении обысков в офисах незарегистрированной партии «Алга!» и общественного объединения «Амансаулык», которые находятся в одном доме. Сообщается, что сотрудники КНБ занесли какой-то неизвестный пакет в офис партии «Алга!». Там проводили обыск семь сотрудников КНБ в присутствии лишь одного понятого.. А при обыске в офисе «Амансаулык» вовсе не присутствовал ни один представитель организации .. Сотрудники фонда «Амансаулык» также утверждают, что лишь арендуют офисы, и их деятельность не имеет никакого отношения к Муратбеку Кетебаеву.

Книга Рахата Алиева "Крестный тесть"

Алиев Рахат Мухтарович, который являлся бывшим членом семьи президента Республики Казахстан - Нурсултана Назарбаева, а также занимал многие должности в его правительстве опубликовал книгу "Крёстный тесть". В ней он рассказал о делах, творящихся в кругу семьи президента: убийства политических оппонентов(Алтынбек Сарсенбаев, Заманбек Нуркадилов), безмерной коррупции, открытия "липовых" уголовных дел, растрате государственной казны, систематических пытках и многом другом. Почти сразу после выхода книги Генеральная прокуратура РК запретила её издательство, распространение, а также цитирования фрагментов под угрозой заведения уголовного дела.

Преследование активистов

В апреле-мае 2016 года во время многочисленных демонстраций по городам Казахстана начались массовые аресты гражданских активистов.

Впоследствии некоторых людей внесли в списки "пособников террористов", запретив также пользоваться услугами банков.

Правительства Казахстана в лице Кул-Мухаммеда пытается подвергнуть цензуре айтыс призвав воспевать только «независимость и Астану» и «Елбасы». Также участников айтыса настоятельно просили не затрагивать тему Жанаозена. Попытки жюри дать невысокую оценку акыну Бауржану Калиолле говорившим о Жанаозенских событиях вызвало возмущения зрителей. Так как в айтысе используется импровизация, то это остается последним бастионом свободы слова. В 2013 году в айтысе «Сүйер ұлың болса, сен сүй» в честь Толе би, Казыбек би и Айтеке би, после того, как в словесном поединке между Ринатом Заитовым, который выступил с резкой критикой власть имущих, и Меирбеком Султанхановым судьи присудили победу Султанханову, зрители выразили недовольство решением жюри. После получасового совещания, жюри объявило акынов «равными».

См. также

• Культ личности Назарбаева
• Министерство информации и коммуникаций Казахстана

Отрывок, характеризующий Цензура в Казахстане

Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?