Шмид, Генрих Феликс

Генрих Феликс Шмид
Дата рождения:	14 августа 1896(1896-08-14)
Место рождения:	Грюневальд, возле Берлина, Германия
Дата смерти:	6 февраля 1963(1963-02-06) (66 лет)
Место смерти:	Вена, Австрия

Генрих Феликс Шмид (нем. Heinrich Felix Schmid; 14 августа 1896, Грюневальд возле Берлина, Германия — 6 февраля 1963, Вена, Австрия) — австрийский историк права, ученый — славист, профессор, доктор исторических наук.

Биография

Его отец был адвокатом и архивным служащим в Мюнхене. В 1902 году родители оставили домашнее хозяйство и в течение длительного периода путешествовали и временно проживали в Италии, Франции и Швейцарии. Это привело к тому, что наряду с немецким, итальянский и французский стали языками его детства. В раннем возрасте у него проявился и интерес к славянским языкам, особенно русскому и болгарскому. Во время каникул на Женевском озере он познакомился с семьей петербургских немцев — это было его первое знакомство с русским языком. Когда Генриху Феликсу Шмиду исполнилось 11 лет, он в подарок ко дню рождения получил «Справочник староболгарского языка». Таким образом, по его собственному утверждению, он "очень рано познакомился с чужеземной народной самобытностью, которую уважал и понимал".

После смерти отца в 1908 году Генрих Феликс Шмид вместе с матерью поселился в Висбадене, где учился в гимназии и мечтал в дальнейшем изучать теологию. Но Первая мировая война кардинально изменила эти планы. В числе других добровольцев он отправился на фронт во Францию. Позже его дивизия была переведена сначала в Сербию, а затем в Болгарию и Галицию, где он имел возможность больше узнать об этих странах, а знание языков способствовало общению с местным населением.

После войны изучал юриспруденцию в Лейпцигском университете. Здесь же он посещал занятия по славянской филологии. В марте 1922 году он получил степень доктора и осенью следующего году перебрался в австрийский город Грац.

В 1923—1938 гг. и 1945—1948 годах — профессор славянской филологии в Грацском университете.

В 1939 году был призван на службу и принимал участие во Второй мировой войне, служил в ВВС. В мае 1945 г. попал в американский плен, но уже в начале июня был освобожден, а 1 октября — реабилитирован. Начиная с зимнего семестра 1945—1946 гг. он возобновился на должности профессора восточноевропейской истории в университете Граца. Наряду с проведением лекций по славянской филологии и истории права он также читал курсы по истории России, Украины, Польши, Богемии, Венгрии, Румынии и других южнославянских стран.

Был директором Института восточноевропейской истории и юго-восточных исследований в Вене, председателем международной комиссии исторических наук (1955—1963).

С 1929 г. — член Польской академии знаний, с 1959 г. — Польской Академии наук.

Научная деятельность

В своей научной деятельности и научных позициях Генрих Шмид был инициатором и сторонником научного сотрудничества, уважительного отношения к культуре и истории славянского восточноевропейского мира. Его Восточная Европа - это полноценная часть Европы, довольно тесно связана с немецкой и западноевропейской культурой, правовыми традициями.

Занимался славянской историей, городским устройством славянских государств и немецкой колонизацией восточно-славянских земель. Особым интересом слависта была польская и чешская истории.

В 1927 году профессор Генрих Феликс Шмид вместе с немецким славистом Райнгольдом Траутманном (Reinhold Trautmann) опубликовали программные задачи немецкой славистики. В них они отмечали тесную связь славистики и восточноевропейской истории. Оба ученых критически высказывались по поводу того, что немецкие исследователи истории Восточной Европы почти исключительно посвящают себя истории России, а историю Великого княжества Литовского, Чехии и южных славян полностью игнорируют, а также критиковали тот факт, что у историков часто отсутствуют необходимые знания языков, чтобы досконально знакомиться с славяноязычными историческими трудами. Важнейшую задачу славистики они видели в посредничестве между немцами и славянами, в замене взаимного непонимания на дружественное сотрудничество.

Избранные научные труды

• Wesen und Aufgaben der deutschen Slavistik. Ein Programm / Schmid H. F., Trautmann R. — Leipzig, 1927.
• Die Burgbezirkverfassung bei den slavischen Völkern, 1927;
• Die rechtlichen Grundlagen der Pfarrorganisation auf westslawischem Boden, 1938;
• Dalmatinische Stadtbücher, 1954,

Ссылки

• [www.aeiou.at/aeiou.encyclop.s/s268020.htm Schmid, Heinrich Felix]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Шмид, Генрих Феликс

– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.