Штриголь, Виктор Михайлович

Виктор Михайлович Штриголь
укр. Віктор Михайлович Штриголь
Дата рождения	2 октября 1905(1905-10-02)
Место рождения	Полтава, ныне Украина
Дата смерти	3 января 1965(1965-01-03) (59 лет)
Место смерти	Алма-Ата, Казахская ССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1927—1955
Звание
Командовал	202-й стрелковый полк; 914-й стрелковый полк; 92-я бригады морской пехоты; 112-й гвардейский стрелковый полк; 39-я гвардейская стрелковая дивизия; Алма-Атинский гарнизон.
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
Автограф

Виктор Михайлович Штриголь (2 октября 1905, Полтава — 3 января 1965, Алма-Ата) — советский военачальник, участник Великой Отечественной войны, командир 39-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии, гвардии полковник, Герой Советского Союза (1944).

Биография

Виктор Михайлович Штриголь родился в семье рабочего 21 октября (2 ноября по новому стилю) 1905 года. По национальности украинец.

Окончил 3 класса и школу ФЗУ. До войны работал столяром на деревообделочной фабрике.

В Красной Армии с 1927 года. Окончил Киевское военно-пехотное училище в 1929 году и танковые курсы переподготовки начальствующего состава в 1932 году. Член ВКП(б)/КПСС с 1939 года.

На фронте в Великую Отечественную войну с июня 1941 года. Воевал на Западном, Сталинградском, Юго-Западном фронтах, а с октября 1943 года на 3-м Украинском фронте.

В самом начале войны, в июле 1941 года, служил в 275-м стрелковом полку 117-й Куйбышевской стрелковой дивизии. Далее стал командиром 3 батальона 275 стрелкового полка 12 ноября 1942 года майор Штриголь был назначен командиром 92-й бригады морской пехоты. Краснофлотцы бригады под его командованием сражались насмерть в районе элеватора на окраине посёлка Купоросное в черте города Сталинграда. Затем остатки бригады влились в состав 39-й гвардейской стрелковой дивизии, а подполковник Штриголь был назначен командиром 112-го гвардейского стрелкового полка. После окончания Сталинградской битвы полк под его командованием участвовал в боях на территории Харьковской, Запорожской и Днепропетровской областей.

Командир 112-го гвардейского стрелкового полка (39-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия, 3-й Украинский фронт) гвардии подполковник Штриголь проявил боевое мастерство и личное мужество 25 октября 1943 года при форсировании полком Днепра в районе Днепропетровска, захвате и удержании плацдарма. Тщательно изучив правый берег, командир полка получил приказ в ночь на 25 октября форсировать Днепр. Весь день и вечер 24 октября ушли на интенсивную подготовку к форсированию. Готовились переправочные средства, проверялось оружие, производилось обеспечение боезапасом.

В намеченное время полк под непрерывным пулемётно-артиллерийским огнём противника форсировал реку и ворвался в населённые пункты Кайдаки и Сурско-Покровское (на окраине Днепропетровска), овладел рядом опорных пунктов и надёжно обеспечил дивизию от ударов противника с фланга. Немедленно стали переправляться основные силы дивизии. Сосредоточившись на правом берегу, дивизия перешла в наступление. Командир полка постоянно находился в рядах атакующих.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года за мужество, отвагу и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, гвардии подполковнику Штриголю Виктору Михайловичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3162).

С февраля 1944 года гвардии полковник Штриголь В. М. был назначен командиром 39-й гвардейской стрелковой дивизии и принимал участие в Одесской наступательной операции, освобождении Николаевской области, в составе 1-го Белорусского фронта — в освобождении Польши.

В 1946 году полковник Штриголь окончил ускоренный курс Военной академии Генерального штаба. С 1954 по 1955 год — начальник Алма-Атинского гарнизона.

С 1955 года находился в запасе. Жил в Алма-Ате (Казахстан).

Виктор Михайлович Штриголь умер 3 января 1965 года.

Мемориальная доска установлена на здании бывшего завода имени Кирова в городе Алма-Ата, где работал В. М. Штриголь.

Награды и звания

• Звание Герой Советского Союза (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года):
  • орден Ленина,
  • медаль «Золотая Звезда» № 3162;
• орден Ленина;
• орден Красного Знамени;
• орден Красного Знамени;
• орден Красного Знамени;
• орден Красного Знамени;
• орден Александра Невского;
• орден Красной Звезды;
• медаль «За оборону Сталинграда»;
• другие медали СССР.

См. также

• 39-я гвардейская стрелковая дивизия
• 112-й гвардейский стрелковый полк

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2011. — Т. 1. — 736 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-9950-0189-8.
• Морозов А. В. 39-я Барвенковская. — М.: Военное изд-во МО СССР, 1981.
• За мужество и отвагу. 2-е изд., перераб., доп. Харьков, 1984./стр. 432—433.
• Днепр — река героев: Свидетельства всенародного подвига. / Под общ. Ред. В. Н. Немятого. — Киев, 1988.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9486 Штриголь, Виктор Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

• [az-libr.ru/index.shtml?Persons&SKG/ea42f8d8/index Штриголь Виктор Михайлович].
• [gmsd39.narod.ru/ Сайт 39-й гвардейской мотострелковой дивизии].

Отрывок, характеризующий Штриголь, Виктор Михайлович

Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.