Картман сосёт

Эпизод «Южного парка»

Картман сосёт
Cartman Sucks
Картман показывает классу компромат на самого себя
Сезон:	Сезон 11
Эпизод:	1102 (#155)
Сценарист:	Трей Паркер
Режиссёр:	Трей Паркер
Вышел:	14 марта 2007 года

«Картман сосёт» (англ. Cartman Sucks) — 2 эпизод 11 сезона (№ 155) сериала «Южный парк», премьера которого состоялась 14 марта 2007 года. Он посвящён скандалу вокруг американского проповедника Теда Хаггарда, прошедшего курс лечения в клинике для гомосексуалов.

Сюжет

Картман приглашает друзей посмотреть фотографии. На снимках — спящий Баттерс, которому Картман мажет лицо кошачьим калом, сует в рот тампон и вытворяет другие подобные мерзости. Тут появляется Баттерс — он пришёл в очередной раз переночевать у Картмана. Эрик говорит, что друзьям пора уходить, Кайл хочет предупредить Баттерса, но тот ничего не желает слушать — несмотря на то, что Эрик много раз злоупотреблял его доверием, Баттерс ему полностью доверяет. На следующее утро Картман показывает друзьям новую фотографию, на которой он берёт в рот половой член спящего Баттерса. Эрик заявляет, что Баттерс теперь гей. Но друзья объясняют ему, что геем стал сам Эрик. Картман в панике спрашивает, как это можно исправить. Стэн говорит, что никак, но Кайл утверждает, что если теперь Баттерс возьмет в рот член Картмана, то Эрик перестанет быть геем. Картман верит и убегает искать Баттерса.

Баттерс играет у себя дома. Картман вбегает и на ходу придумывает план. Он заявляет, что у него есть потрясающий (В оригинале — «fucking») сюрприз для Баттерса, и тому надо закрыть глаза, встать на колени и открыть рот. Эрик завязывает ему глаза; Баттерс всё исполняет, только с уже завязанными глазами спрашивает, уж не собирается ли Эрик его разыграть и сунуть какую-нибудь дрянь ему в рот. Картман «клянется жизнью матери», что нет. В самый последний миг в комнату Баттерса заглядывает его отец. Эрик убегает, а отец Баттерса в шоке — он уверен, что его сын — гей. Сначала он начинает кричать, но потом (возможно, вспомнив свой подобный опыт) говорит, что Баттерс просто «би-любознательный», и ему просто нужна небольшая помощь. Баттерс не понимает, о чём речь. Они идут к городскому священнику, отцу Макси, и тот советует отправить Баттерса в лагерь для «би-любознательных» мальчиков. Отец Баттерса уверен, что отправить сына в такое заведение — отличная идея.

Баттерс приезжает в лагерь для «би-любознательных» детей. Его встречает священник и собирается показать Баттерсу его комнату и соседа, который «обретает новую жизнь с помощью Иисуса Христа и молитвы». Но оказывается, что сосед Баттерса повесился. Священник не теряется и поспешно уводит Баттерса в столовую. По пути он сообщает своему помощнику, что «ещё один повесился». Перед детьми выступает пастор Филлипс, который раньше был «би-любознательным», но усердно молился и теперь «полностью исцелён», хотя и ведёт себя как классический американский гей. Во время его выступления один из детей стреляется. Новый сосед Баттерса по комнате попадается с каталогом мужского нижнего белья. В наказание их заставляют переписывать Евангелие. Когда Баттерс и Брэдли исполняют наказание, Брэдли говорит Баттерсу, что тот ему нравится. Баттерс, не понимая, что на самом деле имел в виду Брэдли, говорит, что он тоже ему нравится. Сосед Баттерса решает, что он неисправим, и убегает. Он хочет прыгнуть вниз с моста. Священники пытаются его отговорить, но ничего не выходит. Тогда Баттерс говорит, что раз уж Бог создал его «би-любознательным», значит Бог и сам, наверное, немного «би-любознательный», и в этом нет никакой катастрофы. Сосед Баттерса соглашается и передумывает прыгать. Отец Баттерса все ещё уверен, что его сын — «би-любознательный», но признаётся, что и он сам иногда такой же. Баттерс не понимает, о чём речь, но смущается.

Картман выясняет через интернет, что класть свой член в рот Баттерсу не нужно, зато можно просто уничтожить все доказательства своего гомосексуального поведения. Проблема в том, что Кайл, Стэн и Кенни видели фотографию. Картман уговаривает их никому не рассказывать, Кайл начинает его шантажировать. Тогда Эрик угрожает переделать снимок в фотошопе и заменить своё лицо на лицо Кайла. Но оказывается, что фотография пропала. Эрик обвиняет в этом Кайла, но Кайл говорит, что не брал фотографию. Картман заявляет в полицию о краже фотоснимка. Для этого ему приходится описать фотографию. Эрик заявляет, что спал, когда некто положил член ему в рот, хотя «может показаться, что Эрик при этом смотрит в камеру и показывает большой палец». Понимая, что это не сработает, Картман рассказывает своей матери, Лиэн, что «поскользнулся, упал и случайно взял в рот член Баттерса, Кайл заснял это и теперь покажет фотографию всем в школе». Лиэн решает поговорить с матерью Кайла, но из этого ничего не выходит. Тогда у Картмана остается один выход — отпечатать ещё одну фотографию с негатива и первым показать её в школе, чтобы Кайл не смог этого сделать раньше, и таким образом лишить его удовольствия опозорить Эрика. В классе Картман показывает всем фотографию, на которой он держит во рту член Баттерса. Эрик заявляет, что таким образом он протестует против войны в Ираке. В этот момент входит мистер Мэки. Оказывается, что мать Картмана нашла пропавшую фотографию у Эрика под столом.

Отзывы

IGN оценил эпизод на 9 из 10 баллов, заявив: «Всякий раз, когда Южный парк строит эпизод вокруг поступков Картмана, он получается очень хорошим. Одним из лучших примеров этого является эпизод Скотт Тенорман должен умереть. В этом классическом эпизоде наивность Картмана привела его к беде. То же самое происходит и здесь, когда его шалость приводит к непредсказуемым последствиям и влечёт за собой ещё большие неприятности, когда Картман верит рассуждениям Кайла об отмене своей ориентации». TV Squad назвал эпизод неплохим и отметил линию Баттерса в лагере для мальчиков.

Пародии

• Сосед Баттерса напоминает Билли Биббита из фильма «Пролетая над гнездом кукушки».
• Пастор Филлипс — пародия на проповедника Теда Хаггарда.

Интересные факты

• Картману свойственны странные представления об окружающем мире. Например, в серии «Скотт Тенорман должен умереть» он был уверен, что станет взрослее, если купит лобковые волосы у старшеклассника. Аналогичный случай произошел в эпизоде «Господь, ты там? Это я, Иисус», в котором Картман ошибочно принял кровотечение из ануса за «критические дни», свидетельствующие о наступлении половой зрелости.
• Судя по серии «Изюминки», родители Баттерса ранее заключали пари, станет ли он геем.
• У отца Баттерса был гомосексуальный опыт в серии «Собственный эпизод Баттерса».

Ссылки

• «Картман сосёт» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [spscriptorium.com/Season11/E1102script.htm Сценарий серии «Cartman Sucks»]
• [www.tv.com/shows/south-park/cartman-sucks-998014/ «Картман сосёт»] эпизод на TV.com

Отрывок, характеризующий Картман сосёт

Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.