I’m Breathless

</td></tr> </td></tr>

I'm Breathless: Music from and Inspired by the Film Dick Tracy
Саундтрек Мадонны
Дата выпуска	22 мая 1990
Записан	1989–90 Johnny Yuma Recording Ocean Way Studios (Лос-Анджелес, Калифорния)
Жанры	Джаз, поп, свинг
Длительность	45:08
Продюсеры	Мадонна, Патрик Леонард, Bill Bottrell, Kevin Gilbert, Shep Pettibone
Лейблы	Sire, Warner Bros.
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/album/r78356/review ссылка]
Хронология Мадонны
Like a Prayer (1989) I'm Breathless: Music from and Inspired by the Film Dick Tracy (1990) The Immaculate Collection (1990)
Синглы из I'm Breathless
«Vogue» Выпущен: 20 марта 1990 «Hanky Panky» Выпущен: 30 июня 1990

К:Альбомы 1990 года

I’m Breathless: Music from and Inspired by the Film Dick Tracy — саундтрек американской певицы Мадонны, выпущенный 22 мая 1990 года, записан в целях промоушена фильма Дик Трейси, выпущенного летом 1990 года. Диск смешивает номерные саундтреки и песни, вдохновленные фильмом.

Об альбоме

Альбом, в музыкальном плане, состоит преимущественно из бродвейских этюдов, джазовой, свинговой и биг-бэндовой музыки 1940-х годов, несмотря на это, однако, имеются оттенки современной поп-музыки, в том числе финальная песня «Vogue», которая представляет собой танцевальную композицию.

В целом, альбом получил смешанные отзывы от музыкальных критиков. Рецензенты похвалили номера Стивена Сондхайма, а также финальный трек «Vogue», а также вокал Мадонны, однако некоторые считают что песни, не вошедшие в сам фильм, имеют большую привлекательность. Этот альбом был коммерчески успешным, он достиг десятки лучших в Billboard 200 в США, а также в ряде других стран. Ассоциация звукозаписывающей индустрии Америки (RIAA) обозначила его как золотой, платиновый и двукратно платиновый 30 июля 1990 года, после двух миллионов продаж в США: он был продан тиражом более 7 миллионов копий по всему миру.

С альбома выпущено два сингла. Первый, «Vogue», стал одним из самых успешных и одним из самых продаваемых синглов в мире с продажами более 6 миллионов копий по всему миру и достиг первой строчки в чартах в более чем 30 странах мира. Успех «Vogue» поднял продажи альбома I’m Breathless, добавил публики в турне Мадонны Blond Ambition World Tour, и произвел солидную рекламу к фильму Дик Трейси. Следующий сингл, «Hanky Panky», также преуспел в коммерческом плане, достигнув десятки лучших в США и Великобритании. Лирика песни была отмечена критиками за двусмысленность и эротическую подоплёку.

Живые выступления

Платье Мадонны, в котором она исполняла номер "Vogue" на премии MTV Video Music Awards в 1990 году вдохновлено модным в 18-м веке образом королевы Марии Антуанетты.

Песня «Vogue» была включена в турне Мадонны — Blond Ambition World Tour. Затем живое выступление с «Vogue» на церемонии MTV Video Music Awards добавило широкой известности песне и видео с выступления было включено в релиз сборника «The Immaculate Collection». Мадонна и её танцоры выступали в костюмах в стиле Марии Антуанетты. На Мадонне было одето платье Мишель Пфайффер из фильма «Опасные связи».

Список композиций

№	Название	Автор	Продюсер(ы)	Длительность
1.	«He's a Man»	Madonna, Patrick Leonard	Madonna, Leonard	4:42
2.	«Sooner or Later»	Stephen Sondheim	Madonna, Bill Bottrell	3:18
3.	«Hanky Panky»	Madonna, Leonard	Madonna, Leonard	3:57
4.	«I'm Going Bananas»	Michael Kernan, Andy Paley	Madonna, Leonard	1:41
5.	«Cry Baby»	Madonna, Leonard	Madonna, Leonard	4:04
6.	«Something to Remember»	Madonna, Leonard	Madonna, Leonard	5:03
7.	«Back in Business»	Madonna, Leonard	Madonna, Leonard	5:10
8.	«More»	Sondheim	Madonna, Bottrell	4:56
9.	«What Can You Lose» (duet with Mandy Patinkin)	Sondheim	Madonna, Bottrell	2:08
10.	«Now I'm Following You» (Part I) (duet with Warren Beatty)	Paley, Jeff Lass, Ned Claflin, Jonathan Paley	Madonna, Leonard	1:35
11.	«Now I'm Following You» (Part II) (duet with Warren Beatty)	Paley, Lass, Claflin, Paley	Madonna, Leonard, Kevin Gilbert	3:18
12.	«Vogue»	Madonna, Shep Pettibone	Madonna, Pettibone, Craig Kostich*	4:50

Чарты и сертификаты

Чарты Чарт Место Australian Albums Chart 1 Austrian Albums Chart 5 Brazilian Albums Chart 1 Canadian Albums Chart 2 Dutch Albums Chart 8 French Albums Chart 3 German Albums Chart 1 Hungarian Albums Chart 19 Italian Albums Chart 2 Japanese Albums Chart 1 New Zealand Albums Chart 2 Norwegian Albums Chart 4 Spanish Albums Chart 2 Swedish Albums Chart 4 Swiss Albums Chart 3 U.K. Albums Chart 2 U.S. Billboard 200 2

Сертификаты Страна Сертификат Австрия Gold Бразилия Gold Канада 2× Platinum Финляндия Gold Германия Gold Нидерланды Gold Испания 2× Platinum Швейцария Gold Великобритания 2× Platinum США 2× Platinum

Отрывок, характеризующий I’m Breathless

– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.