Porgy and Bess
Поделись знанием:
К:Альбомы 1957 года
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
| Porgy and Bess | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
18 августа — 14 октября 1957 | |||
| Жанры | ||||
| Длительность |
61:10 | |||
| Продюсеры |
Норман Гранц | |||
| Страна | ||||
| Язык песен | ||||
| Лейблы | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| Хронология Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга | ||||
| ||||
Porgy and Bess (рус. Порги и Бесс) — тринадцатый студийный альбом американской джазовой певицы Эллы Фицджеральд и трубача Луи Армстронга, выпущенный в 1957 году на лейбле Verve Records под студийным номером MGV 4011-2. Альбом включает аранжированные арии из оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс».
В 1990 году студия PolyGram перевыпустила пластинку в формате CD под студийным номером Verve-PolyGram 827 475-2. В 2001 году альбом был введён в Зал славы «Грэмми»[2].
Список композиций
Все тексты написаны Айрой Гершвином и Дюбозом Хейвардом, вся музыка написана Джорджем Гершвином.| Сторона 1 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Автор | Длительность | ||||||
| 1. | «Overture» | 10:52 | |||||||
| 2. | «Summertime» | 4:58 | |||||||
| 3. | «I Wants to Stay Here» | 4:38 | |||||||
| 4. | «My Man’s Gone Now» | 4:02 | |||||||
| 5. | «I Got Plenty O’ Nuttin’» | 3:52 | |||||||
| 6. | «Buzzard Song» | 2:58 | |||||||
| 7. | «Bess, You Is My Woman Now» | 5:28 | |||||||
| 36:48 | |||||||||
| Сторона 2 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Длительность | |||||||
| 8. | «It Ain’t Necessarily So» | 6:34 | |||||||
| 9. | «What You Want Wid Bess?» | 1:59 | |||||||
| 10. | «A Woman Is a Sometime Thing» | 4:47 | |||||||
| 11. | «Oh, Doctor Jesus» | 2:00 | |||||||
| 12. | «Here Come de Honey Man/Crab Man/Oh, Dey’s So Fresh and Fine» | 3:29 | |||||||
| 13. | «Bess, Oh Where's My Bess?» | 2:36 | |||||||
| 14. | «Oh Lawd, I'm on My Way!» | 2:57 | |||||||
| 24:22 | |||||||||
Участники записи
- Элла Фицджеральд — вокал.
- Луи Армстронг — труба, вокал.
- Пол Смит — фортепиано.
- Элвин Столлер — барабаны.
- Рассел Гарсия — аранжировка.
Напишите отзыв о статье "Porgy and Bess"
Примечания
- ↑ [www.allmusic.com/album/porgy-bess-with-ella-fitzgerald-louis-armstrong-mw0000191821 Porgy and Bess] (англ.) на сайте Allmusic
- ↑ [www.grammy.org/recording-academy/awards/hall-of-fame Grammy Hall of Fame] (англ.). Grammy.org. [www.webcitation.org/6DFq2YrEB Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Porgy and Bess
– Отчего вы не служите в армии?– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
