Савич, Всеволод Павлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «V.Savicz»)
Перейти к: навигация, поиск
Всеволод Павлович Савич

В. П. Савич на Ученом Совете (из архива Ботанического музея РАН)
Место смерти:

Ленинград

Научная сфера:

лихенология

Учёная степень:

доктор биологических наук

Учёное звание:

профессор

Награды и премии:
Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Savicz».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=26188-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Всеволод Павлович Савич (18851972) — российский и советский лихенолог, заслуженный деятель науки РСФСР.





Биография

Всеволод Павлович Савич родился в 1885 году в Бобруйске. С 1895 года учился в прогимназии в Мозыре, затем перешёл в минскую гимназию, которую окончил в 1904 году. Затем Всеволод отправился в Санкт-Петербург учиться в биологической группе физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Одновременно он работал статистом в театрах, играл небольшие роли в Новом театре Л. Б. Яборской. В 1906 году принял участие в уличной демонстрации, за что был уволен из театра.

В том же году профессор Х. Я. Гоби пригласил Савича работать препаратором и куратором гербария Петербургского университета. Всеволод стал изучать лихенологию при поддержке и под руководством А. А. Еленкина. С 1907 по 1912 год Савич работал ассистентом В. Л. Комарова. В 1907 году Савич и Л. Г. Раменский под руководством Комарова провели исследование флоры Ямбургского и Гдовского уездов Петербургской губернии. Затем Всеволод Павлович был избран секретарём ботанического кружка при университете.

В 19081910 годах Савич принял участие в экспедиции Комарова на Камчатку и в Уссурийский край. Там он собрал ценный гербарий лишайников, грибов, мхов и водорослей. В 1912 году Савич окончил университет, с 1913 по 1917 год служил в армии. В 1914 году принял участие в боевых действиях в Австрии. С 1920 по 1927 год Савич принимал участие в различных научных экспедициях. В 1930 году он отправился с экспедицией О. Ю. Шмидта и В. Ю. Визе на ледоколе-пароходе Георгий Седов. Маршрут экспедиции проходил через архипелаги Земля Франца-Иосифа и Новая Земля.

В 1920 году Всеволод Павлович Савич стал ученым секретарём Главного ботанического сада РСФСР в Петрограде. В 19321937 годах он был заместителем директора, в 1932—1962 годах — заведующим отделом споровых растений БИН. В 1934 году Савич стал доктором биологических наук, в 1937 году — профессором.

Всеволод Павлович Савич издал около 180 научных работ, большая часть из которых — таксономические монографии лишайников. С 1933 по 1937 год он был главным редактором журнала «Советская ботаника». Он был также редактором шести из восьми томов издания «Флора споровых растений». Затем под его редакцией издавался журнал «Новости систематики низших растений». С 1936 по 1951 год Савич был редактором журнала «Природа».

В 1972 году Савича, переходившего Каменноостровский проспект, сбила машина. Через два дня, несмотря на перенесённую операцию, Всеволод Павлович Савич скончался.

Награды и звания

Память

В 1930 году во время экспедиции Шмидта и Визе в честь Савича был назван полуостров в заливе Русская Гавань Северного острова Новой Земли.

Некоторые научные работы

  • Savicz, V.P. (1914). «Neue Flechten aus Kamtschatka». Bull. Jard. imp. Bot. Pierre le Grand 14 (1—2): 111—128.
  • Savicz, V.P. (1922). «De Peltigeraceis e Kamczatka notula». Notul. Syst. Inst. crypt. Hort. bot. Petrop. 1 (11): 1—16.
  • Savicz, V.P. (1925). «Die Resultate lichenologischer Untersuchungen in Weissrussland im Jahre 1923». Записки института сельского и лесного хозяйства.

Грибы, названные в честь В. П. Савича

Напишите отзыв о статье "Савич, Всеволод Павлович"

Литература

  • Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 201—202. — 269 с. — 1000 экз.
  • Stafleu, F.A., Cowan, R.S. Taxonomic Literature. — Utrecht: Bohn, Scheltema & Holkema, 1985. — Vol. 5. — P. 90.

Ссылки

  • Аветисов, Г. П. [www.gpavet.narod.ru/savichVP.htm Савич Всеволод Павлович]. Проверено 15 февраля 2012. [www.webcitation.org/67l9Oot4A Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Савич, Всеволод Павлович

Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.