Азербайджанские музыкальные инструменты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Азербайджанские народные музыкальные инструменты (азерб. Azərbaycan xalq çalğı alətləri) — музыкальные инструменты, используемые азербайджанским народом при исполнении музыки (мугамов, народной музыки, в оркестрах). Азербайджанские музыкальные инструменты делятся на три основные группы — струнные, ударные, духовые. Отделка музыкальных инструментов также составляет особую отрасль народного творчества[1].





История

Упоминаются такие мастера азербайджанского музыкального искусства как Алихан Тебризи и Ризаддин Ширвани. Первый из них изобрёл музыкальный инструмент шустер, а второй — шешхана. Турецкий путешественник Эвлия Челеби (XVII в.) сообщает, что знаменитый сазандар своего времени, нахичеванец Мурад Ага, был переселён турецким султаном Мурадом III в Константинополь[1].

В 1931 году в стенах Азербайджанского Комитета по радиовещанию азербайджанским композитором Узеиром Гаджибековым был создан нотный оркестр азербайджанских народных инструментов. Мысль же о создании этого оркестра была подана Гаджибекову Муслимом Магомаевым[2].

В январе 2000 года при Азербайджанской государственной филармонии был создан Азербайджанский государственный оркестр народных инструментов

5-7 ноября 2012 года во Франции, в Музее искусства и истории города Коньяк состоялась выставка, посвященной азербайджанскому искусству и ремеслу, на которой в числе прочих предметов были выставлены и некоторые азербайджанские народные музыкальные инструменты[3].

Классификация

Струнные

В группе струнных инструментов в первую очередь называют спутник ашугасаз (азерб. saz), наиболее старинный и популярный инструмент. В народной поэзии саз воспет как «сладкозвучный» и «золотой». Саз принадлежит к числу лютневых инструментов с длинным грифом (от 1 до 1,5 м); Корпус инструмента грушевидный, большой и глубокий. Его изготавливают из тутового дерева, которое со временем темнеет и придаёт характерный коричневый цвет. Металлические струны саза делятся на мелодическую, настроечную и аккомпанирующую группы, число струн колеблется от четырёх до восьми и более. Обладает саз звонким тембром и мелодичностью и служит аккомпанирующим инструментом к сольному пению. Среди ашугов популярен длинный саз; его носят на ремне через плечо[1]. Стоит отметить, что искусство азербайджанских ашугов внесено в список нематериального культурного наследия человечества[4].

Тар (азерб. tar), так же как саз, лютневый инструмент, напоминающий по форме гитару. Обычное число струн — 11, разделяющихся, как и на сазе, на три группы: мелодическую, настроечную и аккомпанирующую. Дека тара делается не из дерева, как у саза, а из бычьего пузыря, что сообщает тару особый тембр. Сложный звукоряд инструмента позволяет добиваться интонационного разнообразия. Тар — обязательный инструмент ханенде при исполнении мугамов[1]. Азербайджанское искусство игры на таре и мастерство его изготовления, также как и мугам, внесено в список нематериального культурного наследия человечества[5].

Кеманча (азерб. kamança) — смычковый трёх- или четырёх-, а иногда и пятиструнный инструмент, с круглым корпусом и округлым грифом. Для игры на кеманче используют лукообразный смычок, держа инструмент вертикально на колени. По тембру кеманча напоминает скрипку[1].

Помимо вышеперечисленного среди азербайджанских инструментов выделяются гопуз, чогур, чагане, барбет, ширванский танбур, ченг, руд, сантур и канун.

Ударные

Группу ударных инструментов составляют барабаны, литавры, бубны. Азербайджанский барабан нагара (азерб. nağara) отличается от обычного барабана тем, что при игре на нём вместо палочек ударяют просто руками. Существуют такие разновидности нагары, как голтуг нагара, джура нагара, беюк нагара. Азербайджанские литавры гоша-нагара (азерб. qoşa nağara) — это парные барабанчики небольших размеров, причём диаметр одного несколько меньше диаметра другого, что заставляет их звучать по-разному. Корпус барабанчиков керамический, мембрана же делается из кожи. Это придаёт своеобразный, глуховатый оттенок звуку. Оба барабанчика укреплены на неподвижной основе. Часто на этой основе укрепляют ещё и металлический колокольчик на длинной ножке. По барабанчикам обычно ударяют руками[1], иногда используют палочки.

Бубен (гавал (азерб. qaval) и деф (азерб. dəf)) состоит из деревянного обруча, который обтягивается мембраной из бычьего пузыря. С внутренней стороны состоит из колец и погремушек[1]. Помимо перечисленных среди ударных народных инструментов выделяются лаггуту и дарбука.

Духовые

Азербайджанские духовые народные инструменты бывают двух типов — флейтового и гобойного. К числу первых относится тутек (азерб. tütək), представляющий собой пастушескую свирель простейшей конструкции, к числу вторых — балабан (азерб. balaban), разновидность цилиндрического гобоя. Оба инструмента имеют двойной тростниковый мундштук и одинаковое количество пальцевых отверстий. Разница в звуке создаётся благодаря различному устройству звуковых каналов[1].

К числу гобойных инструментов относится и зурна (азерб. zurna), имеющая коническую форму канала. Это сообщает звуку инструмента резкость. Поэтому балабан чаще употребляется в помещении, зурна — на воздухе. Именно своеобразный и сильный звук этих инструментов делает их любимыми народными инструментами. Саз с балабаном и ударным инструментом составляли ашугский ансамбль, а тар с кеманчей и бубном сопровождали исполнение певцов мугамов — ханенде, духовым же народным ансамблем можно считать гоша зурна (азерб. qoşa zurna — две зурны) в сопровождении балабана[1].

Также среди азербайджанских духовых инструментов можно назвать ней и тулум.

Галерея

В филателии

Напишите отзыв о статье "Азербайджанские музыкальные инструменты"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 К. А. Касимов. Народы Азербайджанской Советской Социалистической Республики. Азербайджанцы. Народное творчество / Под редакцией Б. А. Гарданова, А. Н. Гулиева, С. Т. Еремяна, Л. И. Лаврова, Г. А. Нерсесова, Г. С. Читая. — Народы Кавказа: Этнографические очерки: Издательство Академии наук СССР, 1962. — Т. 2. — С. 157-159 (Народная музыка). — 684 с.
  2. Эльмира Абасова. Узеир Гаджибеков / Под ред. Л. В. Карагичевой. — Баку: Азербайджанское государственное издательство, 1975. — С. 87. — 142 с.
  3. [1news.az/society/20121106044054400.html Во Франции прошло мероприятие в рамках проекта «Культурные ценности Азербайджана – жемчужины Кавказа»]
  4. [www.unesco.org/culture/ich/index.php?lg=en&pg=00011&RL=00253 Art of Azerbaijani Ashiq], Официальный сайт ЮНЕСКО.
  5. [www.unesco.org/culture/ich/index.php?lg=en&pg=00011&RL=00671 Craftsmanship and performance art of the Tar, a long-necked string musical instrument], Официальный сайт ЮНЕСКО.

Отрывок, характеризующий Азербайджанские музыкальные инструменты



Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.