Бамматов, Гайдар Нажмутдинович
| Гайдар Нажмутдинович Бамматов | |
 | |
| Род деятельности: |
министр иностранных дел Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана |
|---|---|
| Место рождения: |
село Кафыр-Кумух, Темир-Хан-Шуринский округ, Дагестанская область, Российская империя |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Бамматов Нажмутдин Темир-Булатович |
| Мать: |
Уму Рашидат Ибрагим кизы |
| Супруга: |
Зейнаб Чермоева |
| Дети: |
Нажмутдин, Темир-Болат |
Содержание
Биография
Родился в семье подполковника Российской императорской армии Бамматова Нажмутдина Темир-Булатовича (1859—1908), мать Уму Рашидат Ибрагим кизы из узденского сословия[1][2]. После окончания Ставропольской классической гимназии поступил в 1907 году на юридический факультет Санкт-Петербургского университета[3]. С осени 1912 года по февраль 1917 года служил в Тифлисе чиновником по особым поручениям при наместнике. В 1916 году избран председателем Тифлиского мусульманского благотворительного комитета. Принимал активное участие в революционных событиях 1917 года. Участвовал в мусульманских съездах в Гандже и Баку. 16 августа 1917 года в газете «Время» вышла его статья «Задачи текущего момента»-где по сути отражена его программа к руководству действия; -«Мы отлично понимаем»-говорил он-«какое великое значение имеют эти дни и свобода, добытая народом».
Революция и гражданская война
Став членом ЦК Союза объединённых горцев Северного Кавказа и Дагестана Бамматов Г. своей неутомимой энергией, высоким интеллектуальным потенциалом, подготовил почву для признания «де-юре» молодой Горской республики. С марта 1918 года он министр иностранных дел «Союза горцев». 11 марта 1918 года подписал декларацию о независимости Союза горцев С.Кавказа и Дагестана. Участвовал в Трапезундской и Батумской мирных конференциях. Летом 1918 году в Стамбуле ведёт переговоры с графом Бернсторфом, встречается с главкомом турецкой армии Юсуф-Изет пашой, встречается с лидером младотурецкой революции Энвер пашой, с Великим Визиром Султана, устанавливает контакты со многими европейскими журналистами и резидентами спец служб и всё это, чтобы заявить всему миру о молодой Горской республике. В октябре 1918 году в Дербент, для оказания помощи Дагестану прибыл с войсками Юсуф-Изет паша. В ноябре Гайдар Бамматов выехал в Берн (Швейцария), для установления дипломатических отношений с европейскими государствами. Подал ряд меморандумов, публиковал статьи, выступал перед прессой. Думы Европы были далеки от проблем далёкой республики свободолюбивых горцев. Причины поражения Г.Бамматова в том, что он надеялся на силу Права, в то время, когда его оппоненты на право Силы.[4]. После занятия больщевиками Северного Кавказа и Азербайджана, Бамматов Г. был вынужден искать убежище в Тифлисе. В 1921 году накануне вторжения большевиков в Грузию, был избран председателем Горско-азербайджанского комитета и его воинские подразделения принимали участие в боевых действиях против наступающей Красной Армии на Тифлис.
Эмиграция
В 1921 году с матерью выехал в Париж. В эмиграции продолжал активную политическую деятельность, участвовал в Версальской конференции. После встречи с королём Афганистана Мохаммедом Надир Шахом, принял афганское гражданство.[5]. В период с 1938- по 1948 годы поступил на службу в посольство Афганистана в Швейцарии, с 1948 года снова в Париже, где занимается научной и публицистической деятельностью.
На вопрос, который всегда мучил Бамматова — почему не состоялась Горская республика, он попытался дать ответ в главной своей книге «Лики Ислама», изданной в Лозанне в 1946 году, переизданной в Каире на арабском в 1956 году, в Париже в 1959 году и во многих странах мира. Эта книга имела огромный успех.
Умер Гайдар Баммат 31 марта 1965 году во Франции и похоронен на мусульманском кладбище в Париже.
Семья
После эмиграции во Францию Бамматов женился на Зайнаб — племяннице Тапы Чермоева. В браке у них родились сыновья Нажмутдин и Темир-Болат.
Отклики современников на книгу «Лики Ислама»
В этом священном мире, где мы задыхаемся между разговорами, дрязгами и всеобщими требованиями, сей призыв к духовному сообществу является поистине волнующим, и прекрасная книга г-на Гайдара Баммата заслуживает того, чтобы быть прочитанной.— Эмиль Анрио, Французская Академия «Монд», Париж
«Лики Ислама» Г. Баммата ясностью изложения и чистотой языка заслуживают всех похвал. Все аспекты ислама: учение, распространение, культура, наука, литература, искусство, влияние Востока на Запад, причины упадка и пробуждение мусульманских народов освещаются здесь мастерски и с современным, знанием вопроса.— М. Иззедин. «Ас-салам», Алжир, 1946 г
Влияние мусульманской цивилизации огромно, кто этого не знает? Но вот определенная книга и ясные сведения: необычайное богатство и пестрота.— Формэ Кулер, Лозанна, 1946 г
Чтение этой книги существенно для понимания прошлого Ислама и роли, которую он призван сыграть в эволюции современного мира.— «Кайе дю Монд нуво»
Научное наследие
Научное наследие Гайдара Баммата огромно. Основные его труды:
- «Le probleme du Caucase» (Лозанна, 1919 г),
- «The Caucasus Problem» (Берн, 1919 г.);
- «Le Caucase et la revolution Russe» (Париж, 1929 г.),
- «La Position de la Turquie» (Париж, 1943 г.),
- «Visages de l’islam» (Лозанна, 1946 г., Париж, 1959 г),
- «Islamiyetik Manevi ve Kultureel Degerleri» (Стамбул, 1963 г),
- "Apport des musulmans a la civilisation (Женева, 1962 г),
- «Muslim Contribution to civieization» (Женева, 1962 г),
- «Den Beitrag des islams zum kultrurgut der menscheit» (Женева, 1962 г). и др.
Все статьи, написанные Г. Бамматом на французском языке, он подписывал псевдонимом Жорж Ривуар.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бамматов, Гайдар Нажмутдинович"
Примечания
- ↑ К.Алиев. Кумыки в военной истории России. Махачкала. Изд. «Дельта-Пресс». 2010. С. 41-43.
- ↑ Согласно метрическому свидетельству, выданному кафыр-кумухским кадием 02.05.1896, Гайдар Бамматов родился «от законной жены штабс-капитана Бамматова, Уму-Рашидат Ибрагим-кизы, происходящей из почетных узденей сел. Н. Казанищи» 20 октября 1889 года. ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 49340. Л. 6.
- ↑ ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 49340.
- ↑ SKFO.ru. Знаминитые люди. Хайдар Баммат
- ↑ Chechenews.ru.Гайдар Баммат-Талейран Кавказа
Литература
- Г.Мамулиа, М.Вачагаев, Х-М.Доного. Гайдар Баммат и журнал «Кавказ». Махачкала-Париж, 2010. 468с. илл.
- Murtazali.livejornal.com. М.Дугричилов. Г.Баммат о выборах в Думу в 1912 году.
- К.Алиев. «Имя и наследие Хайдар Баммата».
Отрывок, характеризующий Бамматов, Гайдар Нажмутдинович
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
