Бехайм, Мартин

Мартин Бехайм
нем. Martin Behaim
Дата рождения:	6 октября 1459(1459-10-06)
Дата смерти:	29 июля 1507(1507-07-29) (47 лет)
Известен как:	создатель старейшего из сохранившихся до наших дней глобуса

Ма́ртин Бе́хайм или Бёхайм (нем. Martin Behaim, лат. Martinus de Bohemia, порт. Martinho da Boémia; 6 октября 1459 — 29 июля 1507) — немецкий учёный, негоциант и мореплаватель, долгое время находившийся на португальской службе. Создатель старейшего из сохранившихся до наших дней глобуса.

Начало карьеры

Родился во франконском вольном городе Нюрнберг в богатой купеческой семье, происходившей из Богемии и обосновавшейся в городе в начале XIV века. Его отец торговал с Венецией и избирался в городской сенат. Мартин с юных лет принимал участие в делах отца; после его смерти в 1474 году работал вместе со своим дядей Леонардом и Йориусом ван Дорппом, торговцем тканями из Мехелена, посещал ярмарку во Франкфурте. В 1478 году переселился в Антверпен, где работал в красильной мастерской; там же обучился арифметике. Есть сведения, что Бехайм учился у Иоганна Мюллера, крупнейшего астронома и математика того времени.

Жизнь в Португалии

В 1484 году Бехайм впервые появился в Лиссабоне, с торговыми целями (в то время расширялись связи Португалии с Фландрией и Ганзой); через год был посвящён в рыцари королём Жуаном II. В 1488 году он женился на дочери своего друга Йосса ван Хуртера, фламандца на португальской службе, занимавшего пост губернатора островов Пику и Файал (из Азорского архипелага), и поселился на Азорах. Брак позволил Бехайму приблизиться ко двору, и, возможно, получить должность придворного астронома и картографа.

Испанский хронист Антонио де Эррера в сочинении «Всеобщая история Индии» утверждает, что с Бехаймом встречался Колумб и обсуждал проект плавания в Индию в западном направлении. По словам историка, Колумб «нашёл подтверждение своему мнению у Мартина из Богемии, друга своего, португальца, выходца с острова Файал и многосведущего космографа». Бехайм был также близок к «кружку математиков» — обществу придворных учёных, занимавшихся прежде всего вопросами физики, астрономии и навигации.

Сохранились сведения, что Бехайм участвовал в плавании Диогу Кана к берегам Африки (1484). Экспедиция продлилась 19 месяцев; за это время португальцы открыли неизвестные ранее области Гамбии и Гвинеи, установили контакты с народом волоф, дошли до устья реки Конго и вернулись с грузом пряностей (перца и корицы).

Возвращение в Нюрнберг. Изготовление глобуса

В 1490 году Бехайм вернулся в родной город по торговым делам, а также за получением оставленного матерью наследства. Георг Хольцшуэр, член городского совета, путешествовавший в Египет и Святую землю и интересовавшийся географическими открытиями, убедил его остаться в городе и создать глобус, на котором были бы отражены последние открытия португальцев. К 1492 году глобус был готов; на нём были отражены географические познания европейцев накануне открытия Америки. Величина глобуса, прозванного «Земным яблоком», — 507 мм в диаметре; на нём нет указаний широты и долготы по современному методу, но есть экватор, меридианы, тропики и изображения знаков зодиака. На глобусе встречаются те же географические ошибки, что и в картах . Также представлены краткие описания различных стран и изображения их жителей.

Конец жизни

В июле 1493 года Мартин Бехайм отправился обратно в Португалию. Сведения о его жизни после создания «Земного яблока» крайне скупы. Известно, что он занимался торговлей на острове Файал до 1506 года, а затем переехал в Лиссабон, где и умер 29 июля 1507 в большой бедности, причины которой неизвестны.

Память

В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Мартина Бехайма кратеру на видимой стороне Луны.

Литература

• Бегаим // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [myweb.tiscali.co.uk/greavesandthomas/facsimile/globe_behaim.html Глобус Бехайма]  (англ.)
• [www.newadvent.org/cathen/02391b.htm Статья о Мартине Бехайме в «Католической энциклопедии»]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Бехайм, Мартин

Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.