Биатлон на зимних Олимпийских играх 1998 — эстафета (женщины)
Поделись знанием:
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
| Женская эстафета по биатлону на XVIII Зимних Олимпийских играх | |
 | |
| Место проведения | Нозава Онсен |
|---|---|
| Даты | 19 февраля 1998 |
| Участников | 68 |
| Команд | 17 |
| Призеры | |
| «1994 | 2002» |
| Биатлон на зимних Олимпийских играх 1998
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Индивидуальная гонка | мужчины | женщины | ||
| Спринт | мужчины | женщины | ||
| Эстафета | мужчины | женщины | ||
Женская эстафета проходила 19 февраля 1998 года.
Победила команда Германии, второй стала команда России, третьей Норвегии.
| Место | Страна | Биатлонист | Стрельба | Этап | Гонка | Отставание | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Лежа | Стоя | Всего | Время | Место | Время | Место | ||||
| 1 |
Уши Дизль Мартина Целльнер Катрин Апель Петра Беле |
0+5 0+2 0+1 0+0 0+2 |
0+6 0+3 0+0 0+2 0+1 |
0+11 0+5 0+1 0+2 0+3 |
25:20.3 24:46.1 24:39.2 25:28.0 |
3 4 1 7 |
1:40:13.6 25:20.3 50:06.4 1:14:45.6 1:40:13.6 |
3 3 1 1 |
0.0 +35.8 +24.8 0.0 0.0 | |
| 2 |
Ольга Мельник Галина Куклева Альбина Ахатова Ольга Ромасько |
0+7 0+1 0+3 0+2 0+1 |
0+2 0+2 0+0 0+0 0+0 |
0+9 0+3 0+3 0+2 0+1 |
25:32.1 24:27.4 24:59.8 25:25.9 |
6 2 2 6 |
1:40:25.2 25:32.1 49:59.5 1:14:59.3 1:40:25.2 |
6 2 2 2 |
+11.6 +47.6 +17.9 +13.7 +11.6 | |
| 3 |
Анн-Элен Шельбрей Аннетта Сиквеланн Гун Маргит Андреасен Лив-Грете Шельбрей |
1+4 0+1 1+3 0+0 0+0 |
1+6 1+3 0+1 0+0 0+2 |
1+10 1+4 1+4 0+0 0+2 |
25:47.2 24:55.0 25:20.8 24:34.3 |
9 5 3 1 |
1:40:37.3 25:47.2 50:42.2 1:16:03.0 1:40:37.3 |
9 5 3 3 |
+23.7 +1:02.7 +1:00.6 +1:17.4 +23.7 | |
| 4 |
Мартина Шварцбахерова Анна Муринова (нем.) Татьяна Кутликова (нем.) Сона Михокова (нем.) |
0+5 0+1 0+2 0+1 0+1 |
2+4 0+0 0+1 2+3 0+0 |
2+9 0+1 0+3 2+4 0+1 |
24:44.5 24:57.1 26:31.5 25:07.5 |
1 7 9 4 |
1:41:20.6 24:44.5 49:41.6 1:16:13.1 1:41:20.6 |
1 1 4 4 |
+1:07.0 0.0 0.0 +1:27.5 +1:07.0 | |
| 5 |
Валентина Цербе-Несина Елена Петрова Татьяна Водопьянова Елена Зубрилова |
0+3 0+0 0+0 0+2 0+1 |
0+3 0+2 0+0 0+0 0+1 |
0+6 0+2 0+0 0+2 0+2 |
26:36.5 25:20.9 25:43.9 24:51.3 |
13 11 4 3 |
1:42:32.6 26:36.5 51:57.4 1:17:41:3 1:42:32.6 |
13 13 6 5 |
+2:19.0 +1:52.0 +2:15.8 +2:55.7 +2:19.0 | |
| 6 |
Катержина Лосманова Ирена Чеснекова (нем.) Йиржина Пельцова Ева Хакова (нем.) |
0+4 0+1 0+1 0+1 0+1 |
0+6 0+0 0+3 0+1 0+2 |
0+10 0+1 0+4 0+2 0+3 |
25:32.4 26:16.6 26:49.7 24:41.8 |
7 15 11 2 |
1:43:20.5 25:32.4 51:49.0 1:18:38.7 1:43:20.5 |
7 11 10 6 |
+3:06.9 +47.9 +2:07.4 +3:53.1 +3:06.9 | |
| 7 |
Юй Шумэй Сунь Жибо Лю Цзиньфэн (нем.) Лю Сяньин |
0+4 0+1 0+0 0+1 0+2 |
1+6 0+0 0+2 0+1 1+3 |
1+10 0+1 0+2 0+2 1+5 |
25:15.7 25:17.2 25:59.0 27:00.7 |
2 8 5 14 |
1:43:32.6 25:15.7 50:32.9 1:16:31.9 1:43:32.6 |
2 4 5 7 |
+3:19.0 +31.2 +51.3 +1:46.3 +3:19.0 | |
| 8 |
Кристель Гро Эммануэль Кларе Флоранс Баверель Коринн Ниогре |
0+3 0+1 0+0 0+1 0+1 |
0+5 0+2 0+2 0+0 0+1 |
0+8 0+3 0+2 0+1 0+2 |
26:20.6 25:17.7 26:20.7 25:55.6 |
11 9 6 8 |
1:43:54.6 26:20.6 51:38.3 1:17:59.0 1:43:54.6 |
11 9 7 8 |
+3:41.0 +1:36.1 +1:56.7 +3:13.4 +3:41.0 | |
| 9 |
Люция Ларизи (нем.) Андреа Грашич Матейка Мохорич (нем.) Тадея Бранкович |
2+8 1+3 0+1 0+1 1+3 |
1+6 1+3 0+3 0+0 0+0 |
3+14 2+6 0+4 0+1 1+3 |
27:12.3 24:44.3 26:21.5 26:00.7 |
14 3 8 10 |
1:44:18.8 27:12.3 51:56.6 1:18:18.1 1:44:18.8 |
14 12 9 9 |
+4:05.2 +2:27.8 +2:15.0 +3:32.5 +4:05.2 | |
| 10 |
Мария Шиландер (нем.) Магдалена Форсберг Кристина Брюнеус (нем.) Ева-Карин Вестин (нем.) |
0+3 0+1 0+2 0+0 0+0 |
0+4 0+2 0+0 0+2 0+0 |
0+7 0+3 0+2 0+2 0+0 |
27:28.0 24:06.2 26:42.9 26:33.7 |
15 1 10 12 |
1:44:50.8 27:28.0 51:34.2 1:18:17.1 1:44:50.8 |
15 8 8 10 |
+4:37.2 +2:43.5 +1:52.6 +3:31.5 +4:37.2 | |
| 11 |
Инна Шешкиль Маргарита Дулова (нем.) Елена Дубок (нем.) Людмила Гурьева |
0+5 0+2 0+0 0+0 0+3 |
2+6 0+2 0+1 2+3 0+0 |
2+11 0+4 0+1 2+3 0+3 |
25:24.6 25:27.0 28:35.5 25:55.8 |
4 12 16 9 |
1:45:22.9 25:24.6 50:51.6 1:19:27.1 1:45:22.9 |
4 6 11 11 |
+5:09.3 +40.1 +1:10.0 +4:41.5 +5:09.3 | |
| 12 |
Ирина Тананайко (нем.) Наталья Рыженкова (нем.) Наталья Мороз (нем.) Светлана Парамыгина |
0+4 0+0 0+2 0+1 0+1 |
0+3 0+1 0+0 0+1 0+1 |
0+7 0+1 0+2 0+2 0+2 |
25:42.4 25:47.5 28:30.5 25:23.6 |
8 13 15 5 |
1:45:24.0 25:42.4 51:29.9 1:20:00.4 1:45:24.0 |
8 7 14 12 |
+5:10.4 +57.9 +1:48.3 +5:14.8 +5:10.4 | |
| 13 |
Агата Сушка (нем.) Галина Питон (нем.) Ивона Данилюк (нем.) Анна Стера (нем.) |
0+5 0+1 0+2 0+1 0+1 |
2+10 0+2 1+3 0+2 1+3 |
2+15 0+3 1+5 0+3 1+4 |
25:58.1 26:33.6 27:01.0 26:12.8 |
10 16 12 11 |
1:45:45.5 25:58.1 52:31.7 1:19:32.7 1:45:45.5 |
10 14 13 13 |
+5:31.9 +1:13.6 +2:50.1 +4:47.1 +5:31.9 | |
| 14 |
Мами Хомма (нем.) Хироми Сэйно (нем.) Миэ Такэда (нем.) Рёко Такахаси (нем.) |
1+7 0+1 1+3 0+0 0+3 |
0+8 0+1 0+3 0+3 0+1 |
1+15 0+2 1+6 0+3 0+4 |
25:31.2 26:08.8 27:51.3 26:51.7 |
5 14 13 13 |
1:46:23.0 25:31.2 51:40.0 1:19:31.3 1:46:23.0 |
5 10 12 14 |
+6:09.4 +46.7 +1:58.4 +4:45.7 +6:09.4 | |
| 15 |
Нтала Скиннер (нем.) Стейси Вули (нем.) Кара Салмела (нем.) Кристина Сабастеански (нем.) |
0+6 0+1 0+0 0+3 0+2 |
1+6 0+2 0+1 0+0 1+3 |
1+12 0+3 0+1 0+3 1+5 |
26:35.0 27:12.1 26:21.2 28:21.9 |
12 17 7 16 |
1:48:30.2 26:35.0 53:47.1 1:20:08.3 1:48:30.2 |
12 16 15 15 |
+8:16.6 +1:50.5 +4:05.5 +5:22.7 +8:16.6 | |
| 16 |
Радка Попова (нем.) Екатерина Дафовска Павлина Филипова (нем.) Валентина Пейчинова (нем.) |
3+3 0+0 0+0 3+3 0+0 |
0+6 0+1 0+0 0+2 0+3 |
3+9 0+1 0+0 3+5 0+3 |
28:06.0 24:56.4 27:52.7 28:00.1 |
16 6 14 15 |
1:48:55.2 28:06.0 53:02.4 1:20:55.1 1:48:55.2 |
16 15 16 16 |
+8:41.6 +3:21.5 +3:20.8 +6:09.5 +8:41.6 | |
| 17 |
Ингер-Кристин Берг (нем.) Мириам Бедар Николь Кедди (нем.) Мишель Коллар (нем.) |
2+8 1+3 0+1 1+3 0+1 |
1+7 0+2 0+0 1+3 0+2 |
3+15 1+5 0+1 2+6 0+3 |
28:44.6 25:20.0 29:56.1 29:14.3 |
17 10 17 17 |
1:53:15.0 28:44.6 54:04.6 1:24:00.7 1:53:15.0 |
17 17 17 17 |
+13:01.4 +4:00.1 +4:23.0 +9:15.1 +13:01.4 | |
Напишите отзыв о статье "Биатлон на зимних Олимпийских играх 1998 — эстафета (женщины)"
Ссылки
- [library.la84.org/6oic/OfficialReports/1998/1998v3p1.pdf The XVIII Olympic Winter Games Official Report - III Competition Results and Participants. The Organizing Committee for the XVIII Olympic Winter Games, Nagano 1998. LA84 Foundation, 1998.]
- [services.biathlonresults.com/results.aspx?RaceId=BT9798SWRLOG__SWRL Результаты соревнований на сайте IBU]
Отрывок, характеризующий Биатлон на зимних Олимпийских играх 1998 — эстафета (женщины)
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
