Битва за Беэр-Шеву (1917)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва за Беэр-Шеву
Основной конфликт: Синайско-Палестинская кампания
Первая мировая война

Реконструкция атаки лёгкой кавалерии на Беэр-Шеву,
начало февраля 1918 года
Дата

31 октября 1917

Место

Беэр-Шева, южная Палестина

Итог

победа Британской империи

Противники
Британская империя Османская империя

Германская империя

Командующие
Филипп Четвуд
Генри Шовел 		Исмет Бей
Фридрих Кресс фон Крессенштейн
Силы сторон
2 пехотные дивизии,
2 конные дивизии 		1 пехотный корпус,
1 конная дивизия
Потери
неизвестно неизвестно
 
Синайско-Палестинская кампания
Суэц • Рафах • Газа (1) • Газа (2) • Эль-Буггар • Беэр-Шева • Газа (3) • Эль-Мугар • Иерусалим • Абу-Теллул • Арара • Мегиддо

Битва за Беэр-Шеву (англ. Battle of Beersheba) — состоялась 31 октября 1917 года в ходе Синайско-Палестинской кампании Первой мировой войны. Переломным моментом сражения стала стремительная атака 4-й австралийской бригады лёгкой кавалерии, развернувшаяся на почти шестикилометровом участке фронта и позволившая захватить последние турецкие рубежи обороны, ворваться в город и предотвратить взрыв колодцев с питьевой водой Беэр-Шевы.





Общий фон

Битва за Беэр-Шеву была первым и особо важным ударом широкого британского наступления, вошедшего в историю как третья битва за Газу, и целью которого был прорыв турецкой линии обороны, протянувшейся от Газы на средиземноморском побережье на полсотни километров до Беэр-Шевы, важного центра региона.

Ранее в 1917 году, две предыдущие попытки прорвать эту линию провалились. После того как вторая битва за Газу окончилась полной неудачей, генерал Арчибальд Мюррей, главнокомандующий британскими силами в Египте и Палестине, был заменён заслуженным кавалерийским военачальником, генералом Эдмундом Алленби — в прошлом командующим третьей британской армией на Западном фронте.

План операции и силы сторон

Для организации нового наступления Алленби запросил у командования крупные подкрепления. После получения оных, командование восточных сил союзников в Палестине теперь осуществлялось штабами двух пехотных корпусов: 20-го корпуса под руководством Филиппа Четвуда и 21-го Эдуарда Бальфина. Более значимым усилением стало поступление в распоряжение Алленби трёх конных дивизий, включая только что созданную йоменскую. Она в вместе с двумя другими (состоявших преимущественно из австралийцев) дополняла собой Пустынный конный корпус, возглавлявшимся с недавнего времени генерал-лейтенантом Генри Шовелом — первым австралийцем командовавшим имперским армейским корпусом.

Британский план прорыва линии Газа—Беэр-Шева, сформулированный генералом Четвудом, основывался на опыте двух неудачных попыток фронтального штурма Газы. Турецкие защитные порядки сосредотачивались в окрестностях Газы, однако на востоке в линии фронта была довольно широкая брешь между последним редутом Газы и фортификациями Беэр-Шевы. Турки полагали, что нехватка питьевой воды (исключение составляли колодцы Беэр-Шевы) в этом регионе ограничит действия британской армии.

Четвуд же считал, что недостаток воды перенести будет легче, чем прорвать фронт в районе Газы. Поэтому он предложил нанести фланговый удар на востоке. Для этого была проделана титаническая инженерно-техническая работа по переброске сил и организации передовой базы вблизи Беэр-Шевы, позволявшей пехотным и кавалерийским войскам развернуть штурм города. Тонким местом организации был тот факт, что штурм города и захват источников должен быть молниеносным. Если бы атака была отбита, то британцы были бы вынуждены отступить на поиски питьевой воды.

По замыслу осуществлять этот план должны были две пехотные дивизии 20-го корпуса: 60-я пехотная дивизия (2/2-я лондонская) и 74-я пехотная дивизия (йоменская) — и две конные дивизии из состава Пустынного конного корпуса: австралийская и дивизия АНЗАК. Кроме того, в прямом подчинении штаба пустынного корпуса были 7-я конная бригада и имперская верблюжья бригада.

Пехота, поддерживаемая тяжёлой артиллерией, должна была атаковать Беэр-Шеву с юго-запада, где были расположены наиболее мощные турецкие укрепления, в то время как конным бригадам следовало окружать город с юга и с востока. Как только первая внешняя линия обороны была бы прорвана — это служило бы сигналом к началу кавалерийской атаки.

Турки были осведомлены о планах союзного командования и догадывались о месте предполагаемого удара. Так в телеграмме от 16 августа 1917 года командующему 4-й османской армией сообщалось о том, что все намерения войск Антанты были чётко видны аналитикам контрразведки. Единственное, что было не понятно — это дата начала наступления. Но вскоре и её можно было спрогнозировать, когда 25 октября 1917 года было перерезано железнодорожное сообщение у Карма, поселения между Газой и Беэр-Шевой.

Тем не менее, турки не могли рассчитать силы противника в грядущем наступлении. Британцам удалось осуществить переброску сил в тайне, более того — ввести вражескую разведку в заблуждение, подбросив турецкому конному патрулю донесение с ложными данными.

Осенью 1917 года в рассматриваемом районе держал оборону 3-й корпус 8-й османской армии, состоявший из трёх пехотных полков 27-й пехотной дивизии и 3-й кавалерийской дивизии. Два из трёх пехотных полков[~ 1] в основном были укомплектованы из местных жителей, арабов, не отличавшихся высокими морально-боевыми качествами. Во второй половине октября гарнизон был усилен ещё двумя полками и артиллерийским батальоном[~ 2].

Количественное и качественное сопоставление войск противоборствующих сторон, участвовавших в сражении, выглядит не в пользу Османской империи. Турецкая пехотная дивизия была меньше английской по численности, уступала ей и в материально-техническом оснащении. Ко всему прочему, подразделения 27-й турецкой дивизии полностью укомплектованы по штату не были, часть техники была в неисправном состоянии.

Количественный состав турецких войск
Винтовки Пулемёты Пушки
Западный фронт обороны 900 10 8
Юго-западный фронт обороны 1400 16 8
Южный фронт обороны 900 12 4
Резерв 1200 22 4
ИТОГО 4400 60 28

Оборонительные сооружения города были достаточными на южных и западных окраинах, представляя собой неравномерно развитую систему окопов глубиной в человеческий рост. На востоке подобные укрепления отсутствовали и многое зависело от укреплённого редута Тель-эль-Саба в 5-ти километрах от Беэр-Шевы. Такое положение вещей делало восточный фланг наиболее уязвимым. Дополнительные препятствия на северо-востоке создавали холмы — предгорья Иудейских гор. С севера город не был защищён вовсе.

Прелюдия битвы — сражение за хребет Эль-Буггар

Основная статья: Сражение за хребет Эль-Буггар



Напишите отзыв о статье "Битва за Беэр-Шеву (1917)"

Примечания

Комментарии
  1. ↑ Речь идёт о 67-м и 81-м пехотных полках.
  2. ↑ Эти подкрепления из состава 24-й пехотной дивизии прибыли в город приблизительно 28 октября 1917 года.
  3. ↑ Расположение турецких подразделений вдоль линии фронта приведено условно, составляющие их части могли находиться в других местах обороны или в резерве.
Источники

Ссылки

Отрывок, характеризующий Битва за Беэр-Шеву (1917)

Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Битва_за_Беэр-Шеву_(1917)&oldid=78773845»