Битва на Ворскле
| Битва на Ворскле | |||
 Битва на Ворскле. Миниатюра XVI в. из Лицевого летописного свода. | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Полная победа золотоордынского войска | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва на Во́рскле — сражение, состоявшееся 12 августа 1399 года между объединённым войском Великого княжества Литовского и его русскими, польскими и немецкими союзниками под командованием князя Витовта, с одной стороны, и войсками Золотой Орды под командованием хана Тимур-Кутлуга и эмира Едигея — с другой. Одно из крупнейших сражений XIV века в Восточной Европе. Завершилось решительной победой татарской армии и полным разгромом литовского войска. Последствиями битвы стало укрепление позиций Ягайло, вследствие чего в Великом княжестве Литовском усилилось польское влияние.
Содержание
Предыстория. Планы сторон
В конце 14 века обширное государство Золотая Орда как государственно-политическое объединение кочевников и оседлых народов на территории современной России, Казахстана, Украины, части Узбекистана (Хорезм), закавказских государств (при Джанибеке был присоединен Азербайджан) переживало жесточайший кризис. Лучшие воины Орды лежали на полях битв на Кундурче и Тереке, где хан Тохтамыш потерпел жестокие поражения от войск эмира Тимура. Тимур — среднеазиатский завоеватель, разрушил основные города Орды, её экономика была подорвана, людские ресурсы оскудели в результате войны и последовавшего за ней голода. Фактическая власть Орды была подорвана не только в русских землях, но и в своих исконных улусах кочевников.
В 1398 году хан Тохтамыш, боровшийся за объединение Золотой Орды под своей единоличной властью, столкнулся с сильным и опасным противником — ханом Тимуром Кутлугом. Тохтамыш, потерпевший поражение в борьбе с Тимуром Кутлугом, бежал вместе с семьёй к Витовту в Киев. Витовт в лице Тохтамыша видел инструмент своей экспансионистской политики, посредством которого он хотел подчинить Золотую Орду своему политическому влиянию (предыдущие акции, в частности, походы 1397 и 1398 годов, были успешными, но не принесли никаких политических выгод великому князю). В Никоновской летописи содержатся литературно обработанные слова Витовта, ярко характеризующие планы литовской стороны:Пойдем пленити землю Татарьскую, победим царя Темирь Кутлуя, возьмем царство его и разделим богатство и имение его, и посадим в Орде на царстве его царя Тахтамыша, и на Кафе, и на Озове, и на Крыму и на Азтара-кани, и на Заяицкой Орде, и на всем Приморий, и на Казани;, и то будет все наше и царь наш[3]
В ответ на требования хана Тимура Кутлуга выдать ему Тохтамыша Витовт ответил отказом. Более того, князь угрожал хану новым походом, что вполне согласовалось с замыслами великого князя. Витовт, собрав войска, выступил в поход и в 1398 году разбил лагерь на реке Ворскла. Тимур Кутлуг испугался большого и хорошо оснащённого литовского войска и пошёл на мирные переговоры (по другой версии, переговоры велись в ожидании Едигея с подкреплением). Дальнейший ход событий был прерван прибытием эмира Едигея с войсками, который убедил Тимура Кутлуга разорвать переговоры с Витовтом и готовиться к битве. Нужно отметить, что для самой Орды и Тимур-Кутлуг, и Едигей в то время ориентировались на Тамерлана и сторонники Тохтамыша их считали узурпаторами. Вряд ли они пользовались тогда большим авторитетом у большинства степного населения. По сути Едигей мог опираться только на своих соплеменников — ногайцев. Едигею нужна была большая победа.
Состав войск Витовта
В составе войск Витовта сражались следующие удельные князья Великого княжества Литовского, в частности: Андрей Ольгердович Полоцкий, Дмитрий Ольгердович Брянский, Дмитрий Кориатович, Иван Борисович Киевский, Глеб Святославич Смоленский и Дмитрий Данилович Острожский — как утверждает Никоновская летопись, золотоордынцам противостояли «пятьдесят славянских князей со дружины». Кроме того, в армии Витовта был со своими отрядами Александр Мансурович Мамай и Тохтамыш, незадолго до этого лишённый ханского трона в Орде, а также рыцари Тевтонского ордена. Тохтамыш располагал отрядом в несколько тысяч татар. Общее число войск Витовта не должно было превышать 20-25 тысяч воинов.
Ход битвы
Объединённая армия Витовта начала собираться в Киеве ещё весной 1399 года. Она вышла из Киева 8 августа и через несколько дней подошла к реке Ворскле — месту будущего сражения, туда же подошло ногайское войско. Хан, увидев мощь и многочисленность литовского войска, поначалу начал переговоры о мире. Витовт выдвигал требования как победитель, однако прибывший накануне сражения в лагерь татар эмир Едигей тут же отказался от переговоров с ним.
Битва началась 12 августа. После поединка ханского мурзы и литовского рыцаря Сырокомли, закончившегося победой последнего, литовское войско начало переправу через реку. Ногайцы притворно отступили, заманивая противника в степь. Литовцы бросились их преследовать. Отступив на 10-12 километров, татары остановились и встретили их фронтальным ударом, а часть кавалерии, которая была до этого скрыта от глаз литовцев, ударила с флангов и сзади, сомкнув ряды и отрезав литовское войско от пехоты. Несмотря на многочисленность литовского войска и его хорошее оснащение (в том числе наличие артиллерии, применение которой оказалось малоэффективным против подвижных всадников, а также пищалей и самострелов), армия Витовта не устояла и была наголову разбита.
Первыми с поля боя бежали войска Тохтамыша, который отлично понимал невозможность противостояния легким татарским стрелкам в широкой и безводной степи[4]. Ордынцы преследовали остатки войск Витовта до самого Киева. В летописи содержится следующее описание заключительного этапа сражения: и тако Татарове взяше обоз и телеги кованыя утверженныя с чепми железными, и пушки и пищали и самострелы, и богатство многое и великое, златые и серебряные сосуды поямаша[3]. Большинство полководцев погибли, сам Витовт был ранен и с трудом спасся. Витовт, Тохтамыш, а также немецкие союзники бежали с поля битвы. Преследуя отступающего противника, ногайцы Едигея опустошили киевские и литовские земли. Киеву ценой огромного выкупа (3000 литовских гривен)[3] удалось откупиться от ногайского нападения, грозившего ему разорением.
Последствия
Одной из причин поражения была диспозиция литовских войск. Витовт, переправившись через реку, увидел, что татары отходят в степь, употребив свою обычную тактику со времен Чингис-хана — притворное отступление, и, забыв все меры предосторожности, приказал литовской, польской и немецкой коннице, имевшейся в его распоряжении, атаковать противника. В итоге тяжелые всадники вскоре утомили лошадей и практически остановились. В это время татары окружили их со всех сторон и принялись издалека, не входя в близкое соприкосновение, обстреливать из луков и самострелов. Плотный огонь велся прежде всего по незащищенным доспехами лошадям. Пешие же рыцари были совершенно беспомощны. Разгромив конницу литвинов, татары быстро вернулись к оставшейся части литовской армии и на хвосте остатков отступающей литовской конницы, которая внесла панику в ряды пехотинцев, ворвались в литовский лагерь. Началась резня, часть литвинов пыталась спастись, переправляясь через Ворсклу на противоположный берег, но они в основной своей массе погибли, поражаемые издалека татарскими стрелками.
Поражение на Ворскле предопределило дальнейший ход истории в Восточной Европе, ухудшило внешнеполитические позиции Великого княжества Литовского из-за невозможности противостоять военным силам соседних государств, стало крахом претензий Витовта на роль объединителя восточнославянских земель. Витовт пытался ещё раз установить свою гегемонию над контролируемыми Ордой русскими княжествами и даже совершил поход на Москву в 1406 году, но при реке Плаве был вынужден поспешно отступить, узнав о подходе большого татарского войска под предводительством Шадибека. В результате сражения Тохтамыш в значительной мере утратил былое политическое влияние и впоследствии был неспособен успешно конкурировать со своими противниками в борьбе за золотоордынский престол. Впрочем, последствия Ворсклы не были совсем уж катастрофичными для Витовта, который в 1410 году в союзе с Польшей и татарским войском Джелал-ад-Дина разгромил Тевтонский орден в битве при Грюнвальде. Некоторые историки допускают, что Витовт учел опыт проигранной битвы и использовал такую же тактику притворного отступления, заманив и оттянув на себя часть немецкого войска, что сыграло одну из решающих ролей в разгроме Ордена[5].
Известные участники битвы
| Погибшие | Выжившие |
|---|---|
|
См. также
 Внешние видеофайлы
| |
|---|---|
|
|
[www.youtube.com/watch?v=MwOFBO6JBQQ Разбор битвы на Ворскле] военным историком Климом Жуковым. Интервьюер — Дмитрий Пучков |
Напишите отзыв о статье "Битва на Ворскле"
Примечания
- ↑ 1 2 Ризаэтдин Фәхретдин. Алтын Урда ханнары. – Казан, 1996
- ↑ 1 2 3 4 Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Vilnius: Mokslas, 1991.
- ↑ 1 2 3 Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. [www.krotov.info/lib_sec/04_g/gre/grekov_00.htm Золотая Орда и её падение]. — М.; Л., 1950.
- ↑ Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. — М., 1989.
- ↑ Simas Sužiedėlis. «Tatars». — Encyclopedia Lituanica V. Boston, Massachusetts: Juozas Kapočius. — USA.
Литература
- Горелик М. Оружие Ворсклинской битвы // Цейхгауз. — 1993. — № 3.
- Гудавичюс Э. История Литвы. Том 1: С древнейших времён до 1569 года. — М., 2005. — 680 с.
- Измайлов И. Битва на Ворскле. 1399. Звёздный час эмира Идегея… // Цейхгауз. — 1993. — № 3.
- Шабульдо Ф. М. [krotov.info/lib_sec/25_sh/sha/buldo_01.htm Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского]. — Киев, 1987.
Отрывок, характеризующий Битва на Ворскле
– Нет, и генерала нет.Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.
Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
