Битва при Яннице

Битва при Яннице
Основной конфликт: Первая Балканская война
Дата	20 октября (2 ноября) 1912 года
Место	Вблизи города Янница, Македония
Итог	Победа Греции
Противники
Греция Греция Османская империя Османская империя
Командующие
наследник престола Константин Тахсин-паша (англ.)
Силы сторон
80.000 солдат 120 орудий 25.000 солдат 30 орудий
Потери
188 солдат убито, 785 солдат ранено 250+ убито 1.000+ ранено 200 солдат пленены 11 артиллерийских орудий

Битва при Яннице (греч. Μάχη των Γιαννιτσών) — сражение между греческой и османской армиями 20 октября (2 ноября) 1912 года, в силу геополитических последствий ставшая одним из самых важных сражений Первой Балканской войны. Победа греческой армии в этом сражении открыла ей дорогу к столице Македонии — Фессалоникам.

Предыстория

В начале Первой Балканской войны греческая армия из провинции Фессалия пробилась с боями (см. Битва при Сарантапоро) в Западную Македонию. Отступающая турецкая армия 10 (23) октября сожгла городок Сервиа (англ.), в который в тот же день вечером вошли греческие войска. Через 40 часов греческая кавалерийская бригада вошла без боя в город Козани, встречаемая ликующим греческим населением. Главнокомандующий греческой армией наследный принц Константин намеревался развить наступление на северо-запад в направлении к городу Монастир, имевшем тогда значительное греческое население.

Конфронтация премьер-министра и главнокомандующего

Ещё до начала войны греческий премьер-министр Венизелос заявил начальнику штаба Данглису, что главной задачей и направлением для армии должен стать город Фессалоники. Это означало, что армия должна была наступать восточнее горы Олимп вдоль побережья Эгейского моря. Вместо этого и вопреки указаниям Венизелоса почти вся Фессалийская (Македонская) армия — 6 дивизий, кавалерийская бригада и королевская гвардия — вошла в Македонию, обойдя Олимп с запада, отдалившись от поставленной первоочередной задачи. На побережье была оставлена лишь только что сформированная в городе Лариса 7-я дивизия, которая не могла в одиночку выполнить эту задачу. Получив информацию о том, что Константин намеревается развить наступление в северо-западном направлении, Венизелос обменялся несколькими телеграммами с наследным принцем, однако Константин не выполнил требование премьер-министра развернуть армию на восток. Наконец, в последней телеграмме Константина (согласно речи Венизелоса в парламенте 5 годами позже), главнокомандующий говорил, что намерен идти к Монастиру, «разве что Вы мне запретите это». Последовал незамедлительный ответ Венизелоса: «Я вам запрещаю!». Факт этой конфронтации не подвергается сомнению, однако греческие историки оспаривают факт существования этой последней телеграммы.

На восток

14 (27) октября, 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 6-я греческие дивизии развернулись на восток. 5-я дивизия и кавалерийская бригада продолжали продвигаться в северо-западном направлении, но теперь основной задачей для них стало прикрытие левого фланга греческой армии на случай атаки турецких сил с севера-запада. Пройдя гору Вермион (англ.) и сломив турецкую оборону на перевале Кастаниа, греческая армия 16 (29) октября освободила город Верия.

Янница

Турецкой группировкой Фессалоники командовал Хасан Тахсин-паша. Не имея возможности одновременно противостоять греческому наступлению с запада и болгарскому с востока, Тахсин-паша принял решение поочередно сконцентрировать свои силы, сначала против греческой угрозы, а затем против болгар, для чего перебросил на греческий фронт из Серре, Восточная Македония, 14-ю дивизию. Численность турецкой группировки, вставшей перед греческой армией, достигла 25 000 солдат. Но Тахсин-паша сознательно занял оборону не за полноводной в это время года рекой Аксиос, а перед ней, у города Янница. В значительной мере это было обусловлено тем, что Янница был практически полностью турецким городом, а также священным городом для балканских мусульман. Тахсин-паша полагал, что эти факторы повысят моральный дух его войск.

Сражение

Атака 5 греческих дивизий на турецкие позиции, расположенные на высотах перед городом, началась в полдень 19 октября (1 ноября) и продолжалась до утра следующего дня. Турки оборонялись упорно против противника, превосходившего их силы в два раза, но остановить атаку греческой армии не смогли. Героем сражения стал командир гвардейского полка Дионисиос Пападопулос, Димитрис|Димитрис Пападопулос]], захвативший турецкую батарею в 14 орудий. К концу боя 6-я греческая дивизия обошла турецкие позиции с фланга. Турки были опрокинуты и бежали в панике. Греческие источники говорят, что турки оставили на поле боя 3 000 убитых. Дорога на Фессалоники практически была открыта, однако Константин не воспользовался паникой и не преследовал турок, что дало им возможность разрушить мосты на реке.

5-я дивизия

5 греческих дивизий ожидали завершение строительства переправы. Лишь 6-я дивизия освободила Катерини у северного склона Олимпа. Тем временем события развивались в 150 км северо-западнее основной группировки греческих войск. Оставленная в основном для прикрытия левого фланга, 5-я дивизия вошла в ном Флорина. Риза-паша, командующий турецкой группировкой, противостоящей сербским войскам, обнаружил у себя в тылу греческую дивизию. Он срочно выделил 10 отборных батальонов под командованием генерала Павит-паши. Павит-паша атаковал 20 октября (2 ноября). В течение 2 дней 5-я дивизия вела оборонительные бои и медленно отступала, сохраняя порядок, но к 23 октября (5 ноября) была практически разгромлена. Тем не менее Павит-паша не рискнул идти к Яннице. Вернувшись под командование Риза-паши, он вместе с ним попытался остановить сербов у Монастира, после чего ушёл через Корча, Северный Эпир (сегодня Албания), к городу Янина, Эпир. Жертва 5-й дивизии оказалась не напрасной.

К городу Святого Дмитрия

Разгром 5-й дивизии усилил нерешительность Константина, боявшегося попасть в окружение. Но Венизелос был весьма настойчив и назойлив. Наконец, переправа была готова, и греческие дивизии подошли к Фессалоникам 25 октября (7 ноября). Хасан Тахсин-паша имел ещё в городе под своим командованием 25 000 солдат но, оценив ситуацию, и по совету дипломатов решил сдать город греческой армии, при условии, что турки, сохраняя своё оружие будут переведены в лагерь Карабурну, где будут оставаться до конца войны. Капитуляция была принята 26 октября, в день Святого Дмитрия, покровителя Фессалоник. 24 000 пленных турецких солдат было предписано находится в лагере в Карабурну, но без оружия. Тысяче офицеров было позволено свободно перемещаться по городу, имея при себе сабли.

Болгары

26 октября болгарская Рилская дивизия (35 000 солдат) под командованием генерала Тодорова вышла к Килкису и продолжила продвижение на юг. Никакой военной необходимости в этом не было, но политические цели были очевидны: установление двоевластия в городе. В тот же день Константин послал письмо Тодорову, в котором писал: «Генерал, турки сдались мне …не утруждайте своих солдат ненужным маршем … направьте их лучше туда, где есть стратегическая необходимость». Последовавший болгарский демарш не имеет прецедента в политической и военной истории. Вечером 27 октября в город прибыла болгарская делегация во главе с генералом Петровым, и потребовала у Тахсина-паши сдачи. Недоумевающий турок ответил: «Но мы уже сдались греческому командующему, и вы об этом знаете» и отказался сдаваться второй раз. Двоевластие не состоялось. Болгарам удалось, однако, упросить греческое командование допустить в город 2 болгарских батальона «на отдых».

Эпилог

Сражение при Яннице имело огромное военно-политическое значение. Фессалоники снова стал греческим городом. Неудовлетворенность Болгарии результатами Первой Балканской войны и, в частности, болгарские претензии на Фессалоники, послужила причиной последовавшей в 1913 году Второй Балканской войны, в которой Сербия и Греция противостояли Болгарии.

Источники

• An Index of events in the military history of the Greek nation. — Athens: Hellenic Army General Staff, Army History Directorate, 1998. — ISBN 960-7897-27-7.
• Richard C. Hall. The Balkan Wars 1912—1913. Prelude to the First World War. — New York: Routledge, 2000. — ISBN 041-5229-46-4.
• Ιστορία του Ελληνικού Έθνους. Εκδοτική Αθηνών. Τόμος ΙΔ'. Αθήνα 1980.
• Γενικόν Επιτελείον Στρατού. Ο Ελληνικός στρατός κατά τους Βαλκανικούς πολέμους 1912-13. Τόμοι Α'-Γ'.
• Малые войны первой половины XX века. Балканы = Рябинин А. А. Балканская война. СПб., 1913. — М.: ACT, 2003. — 542 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5170196253.

Отрывок, характеризующий Битва при Яннице

Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.