Болвинов, Василий Александрович

Василий Александрович Болвинов
На фото в звании майора.
Дата рождения	10 апреля 1902(1902-04-10)
Место рождения	с. Тихвинка Омская губерния, Российская империя ныне Тюменская область
Дата смерти	2 ноября 1942(1942-11-02) (40 лет)
Место смерти	Сталинград, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1920—1921; 1924—1942
Звание	полковник (посмертно)
Командовал	149-я отдельная стрелковая бригада
Сражения/войны	Гражданская война; Конфликт на КВЖД; Великая Отечественная война: Сталинградская битва
Награды и премии

Василий Александрович Болвинов (10 апреля 1902, село Тихвинка Омской губернии — 2 ноября 1942, посёлок Спартаковка) — советский военачальник, полковник Рабоче-Крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны. Командовал 149-й отдельной стрелковой бригадой (осбр), которая с 30 августа 1942 года участвовала в обороне Сталинграда. 149-я отдельная стрелковая бригада под командованием подполковника Болвинова прославилась в составе группы полковника Горохова: с 31 августа и до 24 ноября 1942 года 149-я осбр, несмотря на постоянное давление частей вермахта, не пропустила противника к Волге. Василий Александрович погиб от прямого попадания авиабомбы в землянку. Посмертно был представлен к званию Героя Советского Союза. Член ВКП(б).

Биография

Василий Александрович Болвинов родился 10 апреля 1902 года в русской семье в селе Тихвинка Крутинского района Омской области (ныне в Абатском районе Тюменской области). Отец Василия Александровича был кузнецом. У Василия Александровича были братья Николай, Анисим и сестра Татьяна. В 1914 году умерла мать, Анастасия Ивановна, а в 1917 году умер отец, Александр Дмитриевич. После смерти отца Василий Александрович работал молотобойцем.

Участие в Гражданской войне

Василий Александрович в 1920 году добровольцем записался в Красную армию. Красноармейцем служил в 1-м Сибирском отделе стрелковой дивизии. Воевал на Юго-Западном и Южном фронтах. Служа в 3-й дивизии, участвовал в сражениях под Александровском и Перекопом. В 1921 году уволился из армии, в 1924 году окончил 4 класса начальной школы.

Служба в межвоенный период

В мае 1924 года Василий Александрович был призван Крутинским РВК на военную службу. Сначала служил красноармейцем в караульном батальоне одной из частей Западно-Сибирского военного округа. Здесь же в 1925 году стал членом ВКП(б). В сентябре 1925 года был откомандирован в Омскую пехотную школу. По окончанию обучения в 1928 году был направлен в Особую Краснознаменную Дальневосточную армию. В 1929 году Василий Александрович участвовал в конфликте на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). В 1931 году он получил назначение на должность политрука роты в 4-й Волочаевский ордена Красного Знамени стрелковый полк. В 1934 году — стал командиром пулемётной роты, а с декабря 1934 по октябрь 1936 года был начальником штаба батальона. В октябре 1936 года Василий Александрович был назначен начальником штаба 5-го авиадесантного полка, а в 1938 году — начальником штаба 39-й стрелковой дивизии. В 1939 году за участие в конфликте на КВЖД Василий Александрович был награждён медалью «ХХ лет РККА».

Во время Великой Отечественной войны

Когда началась Великая Отечественная война, Василий Александрович командовал курсантским батальоном в Новосибирском военно-пехотном училище. В декабре 1941 года подполковник В. А. Болвинов назначен командиром 149-й отдельной стрелковой бригады (149-я осбр), которая проходила формирование в Сибирском военном округе в селе Асино Новосибирской области. 1 мая 1942 года 149-я осбр прибыла в город Орехово-Зуево, где проходила дальнейшую подготовку. Перед отправкой на фронт на городском стадионе бригаде было вручено боевое знамя.

На подъезде к Сталинграду, примерно в девяноста километрах от города, составы бригады попали бод бомбёжку, и дальше бригада двигалась в Сталинград своим ходом. Передвижение велось в основном по ночам, и за трое суток бригада добралась до Волги в районе Сталинграда. 30 августа 1942 года 149-я осбр, переправившись через Волгу, прибыла на северную окраину Сталинграда, в район рабочих посёлков Сталинградского тракторного завода.

Участие в обороне Сталинграда

31 августа подполковник А. А. Болвинов повёл свою 149-ю отдельную стрелковую бригаду в первый бой: бригада была включена в группу Горохова и вместе с 124-й осбр, 282-м стрелковым полком 10-й стрелковой дивизии НКВД, 32-м отдельным батальоном морской пехоты и отрядами народного ополчения перешла в наступление на части 16-й танковой дивизии вермахта. Главным успехом дня был захват батальонами 149-й осбр северных склонов высоты 135,4, которые удерживались до 18 сентября 1942 года. С этого дня 149-я и 124-я отдельные стрелковые бригады составляли боевое ядро группы полковника Горохова и совместно обороняли северную часть Сталинграда до января 1943 года.

Бригада Болвинова вела боевые действия в сложных условиях. Часть бригады вела оборонительные бои на Орловском выступе в районе села Орловка, другая часть обороняла рабочие посёлки на подступах к Сталинградскому тракторному заводу, а, например, одна стрелковая рота с взводом ПТР и пулемётным взводом в составе сводного батальона группы Горохова вела бои в районе Мамаева кургана. Начальник штаба 62-й армии Н. И. Крылов отмечал, что «бригадой командует человек незаурядный, инициативный и бесстрашный, отличный тактик».

18—19 сентября 2-й стрелковый батальон 149-й осбр участвовали в наступлении на север, навстречу частям 66-й армии, которая, наступая на юг, пыталась прорваться к изолированной 62-й армии. Наступление было малоуспешным: удалось продвинуться на несколько сотен метров и закрепиться на достигнутых рубежах.

Во время сентябрьских боёв на Орловском выступе подполковнику В. А. Болвинову были подчинены, кроме 149-й осбр, остатки 282-го стрелкового полка 10-й дивизии НКВД и 32-го отдельного батальона морской пехоты. Бои за Орловку отличались большим напряжением при значительном превосходстве противника в танках и авиации. В результате подразделения соседней 115-й стрелковой бригады стали в беспорядке отступать, оголив фланг частей, подчинённых подполковнику В. А. Болвинову. В результате этого чекисты и моряки оказались в окружении, а 149-я осбр была вынуждена отступить от Орловки на северо-западную окраину посёлка Спартаковка.

В октябре противник смог прорваться на территорию Сталинградского тракторного завода и советские части оказались в крайне тяжёлом положении. 15 октября части 14-й танковой дивизии вермахта начали наступление на позиции группы Горохова, и основной удар пришёлся на подразделения подполковника В. А. Болвинова. По докладу полковника С. Ф. Горохова, к исходу 16 октября в 149-й осбр осталось лишь 100 человек.

Генерал-майор С. Ф. Горохов после войны вспоминал: «Позже всех покинул завод Болвинов. Болвинов со штабом пришел к нам с Тракторного завода... растерзанный. Он позже всех явился ко мне в землянку... Я приводил его в нормальный вид... После этого поручили ему привести в порядок бригаду, отдав ему большую часть отходящих к нам подразделений и одиночных солдат.» В результате пережитого у Василия Александровича Болвинова произошёл психологический срыв. Генерал-майор С. Ф. Горохов писал об этом: «Он снова стал пить и драться. Не только с немцами. Но и застрелил нашего контуженого товарища. ...Я бы его отдал под суд за это дело, если бы смерть не избавила его от этого».

Для поддержания боеспособности 149-й осбр в её состав были влиты остатки 112-й стрелковой дивизии. В ночь с 17 на 18 октября вокруг остатков 149-й осбр была создана линия обороны по реке Мокрая Мечётка фронтом на юг, на Тракторный завод. К утру подполковником А. А. Болвиновым была создана устойчивая оборона.

22—24 октября бои в районе посёлка Спартаковка развернулись с новой силой. Для лучшего управления на эти дни была сформирована «группа Болвинова», в которую вошли 149-я осбр и 1-й отдельный стрелковый батальон 124-й осбр. Задача группы была сформулирована так: «захватить потерянную юго-западную окраину Спартаковки до огородов». К 8 утра 23 октября группа Болвинова очистила три квартала и вышла к огородам, выполнив поставленную задачу. Однако 24 октября противник при поддержке танков перешёл в наступление и выбил советские подразделения с занятых позиций и значительно продвинулся вперёд. К 20:00 советские части «были потеснены на новые позиции, оставив и то, что занимали раньше». Именно в этот день полковник С. Ф. Горохов послал радиограмму: «Потери большие. Сил нет. Положение безвыходное». 27 октября с левой стороны Волги смогло переправиться пополнение в количестве 89 человек, которое было направлено подполковнику В. А. Болвинову.

После войны командующий 62-й армией В. И. Чуйков писал в своих воспоминаниях о В. А. Болвинове: «...командир 149-й стрелковой бригады полковник Болвинов, человек железной воли и инициативы, настоящий герой... Душой солдат, он жил в окопе, как солдат, и погиб как герой». Это произошло 1 ноября во время бомбардировки, которая длилась 10 часов. Бомба попала в землянку, где находился штаб бригады, и подполковник В. А. Болвинов был смертельно ранен. Кроме Василия Александровича, в землянке находились офицеры штаба 124-й осбр. Тяжёлые ранения получили начальник штаба и начальник артиллерии, а самого подполковника В. А. Болвинова ещё живого выкопали из-под обломков.

Василий Александрович Болвинов был похоронен в районе посёлка Красная Слобода.

27 ноября 1942 года Василию Александровичу Болвинову было присвоено воинское звание полковник. Предыдущее звание подполковник было присвоено всего за три месяца до этого.

За мужество и героизм, проявленные в боях с немецкими войсками, полковник В. А. Болвинов представлен к званию Героя Советского Союза. Наградной лист подписали командующий 62-й армией генерал-лейтенант В. И. Чуйков и член военного совета дивизионный комиссар К. А. Гуров. Однако 8 февраля 1943 года полковник Василий Александрович Болвинов был награждён орденом Ленина.

Награды

• орден Ленина 8 февраля 1943 года;
• медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Семья

У Василия Александровича были жена Маргуненко Татьяна Денисовна и сын Александр, которые в 1944 году проживали в городе Гороховце Ивановской области. По другим данным, жену звали Болвинова Августа Сергеевна. Во время войны она проживала в городе Новосибирске по адресу: Красный проспект, д. 8, кв. 3.

Память

В 1954 году в Тракторозаводском районе города Волгограда, в посёлке городского типа Забазный одна из улиц получила название улица Подполковника Болвинова.

На доме № 46 по улице Болвинова 2 февраля 1970 года была установлена мраморная доска с текстом: «Эта улица названа в память командира 149-й отдельной стрелковой бригады полковника Болвинова Василия Александровича, геройски сражавшегося в Сталинградской битве. Пал смертью храбрых 2 ноября 1942 года».

Имя полковника Василия Александровича Болвинова внесено на Знамени № 2, строка № 106, столбец № 2, в Зале Воинской славы памятника-ансамбля «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане в Волгограде.

Литература

• Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 76. — 800 с.
• [monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-22 Человек железной воли] // Прописаны в Волгограде навечно (сборник). — Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1975. — С. 55 — 56. — 176 с. — 30 000 экз.
• Горохов С. Ф. Севернее города, за Мечёткой // [www.molodguard.ru/heroes3700.htm Битва за Волгу: воспоминания участников Сталинградского сражения] / составитель И. К. Морозов, редакторы И. М. Логинов, И. К. Морозов. — Волгоград: Волгоградское книжное издательство, 1962. — 442 с.
• Крылов Н. И.. Последние рубежи // Сталинградский рубеж / Литературная редакция Н. Н. Ланина. — М.: Воениздат, 1979. — 380 с. — (Военные мемуары). — 100 000 экз.
• Чуянов А. С.. Сталинградский дневник: (1941—1943). — Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1979. — С. 166 — 167. — 384 с. — 100 000 экз.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/118/article-41255/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 10): Группа полковника Горохова] // Правда : газета. — 2012. — 27 октября (№ 118 (29892)). [web.archive.org/web/20151226214404/kprf.ru/pravda/issues/2012/118/article-41255/ Архивировано] из первоисточника 26 декабря 2015.
• Шахов А. [kprf.ru/pravda/issues/2012/126/article-41493/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 13): «Обороняйте и город, и заводы, и Волгу!»] // Правда : газета. — 2012. — 16 ноября (№ 126 (29900)). [web.archive.org/web/20151227112230/kprf.ru/pravda/issues/2012/126/article-41493/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/129/article-41560/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 14): Двенадцатое сентября] // Правда : газета. — 2012. — 24 ноября (№ 129 (29903)). [web.archive.org/web/20151227112541/kprf.ru/pravda/issues/2012/129/article-41560/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/132/article-41648/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 15): На последних рубежах] // Правда : газета. — 2012. — 13 ноября (№ 132 (29906)). [web.archive.org/web/20151227121903/kprf.ru/pravda/issues/2012/132/article-41648/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/135/article-41740/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 16): На Орловском выступе] // Правда : газета. — 2012. — 7 декабря (№ 135 (29909)). [web.archive.org/web/20151227113009/kprf.ru/pravda/issues/2012/135/article-41740/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/138/article-41817/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 17): Тракторный — в огне] // Правда : газета. — 2012. — 14 декабря (№ 138 (29912)). [web.archive.org/web/20151227113204/kprf.ru/pravda/issues/2012/138/article-41817/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/141/article-41904/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 18): Пять огненных недель] // Правда : газета. — 2012. — 22 декабря (№ 141 (29915)). [web.archive.org/web/20151227113354/kprf.ru/pravda/issues/2012/141/article-41904/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2013/2/article-42066/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 19): В жесткой обороне] // Правда : газета. — 2013. — 11 января (№ 2 (29920)). [web.archive.org/web/20151227113713/kprf.ru/pravda/issues/2013/2/article-42066/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2013/5/article-42133/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 20): Ноябрьские дни и ночи] // Правда : газета. — 2013. — 18 января (№ 5 (29923)). [web.archive.org/web/20151227113907/kprf.ru/pravda/issues/2013/5/article-42133/ Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2015.

Ссылки

• [obd-memorial.ru/html/info.htm?id=2201797 Информация из донесения о безвозвратных потерях] в электронном банке документов ОБД «Мемориал»
• [obd-memorial.ru/html/info.htm?id=3544049 Информация из донесения о безвозвратных потерях] в электронном банке документов ОБД «Мемориал»
• [obd-memorial.ru/html/info.htm?id=9352268 Информация из приказа об исключении из списков] в электронном банке документов ОБД «Мемориал»
• [obd-memorial.ru/html/info.htm?id=77231012 Информация] в электронном банке документов ОБД «Мемориал»
• Бажин А. И. [www.geroiabatska.chat.ru/bolvinovva.htm Болвинов Василий Александрович]. Кавалеры Ордена Ленина. Герои Абатского района. Проверено 8 марта 2016. [web.archive.org/web/20160304130847/www.geroiabatska.chat.ru/bolvinovva.htm Архивировано из первоисточника 6 октября 2014].
• [monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-22 Улица Болвинова подполковника]. Улицы Волгограда, названные в честь боевых соединений, военачальников и героев Сталинградской битвы. Памятники и достопримечательности Волгограда. Проверено 16 марта 2016. [web.archive.org/web/20160121012205/monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-22 Архивировано из первоисточника 21 января 2016].
• [наследие-оренбурга.su/bajkasenov-sagantej-umarovich/ Байкасенов Сагантай Умарович]. Навечно в строю. Наследие Оренбурга.su. Проверено 17 марта 2016. [web.archive.org/web/20160317145704/xn----7sbbdkdgbb1a4awim4adf1c.su/bajkasenov-sagantej-umarovich/ Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].
• Павельев Е. [pandia.ru/text/78/302/22383.php «И помнить страшно, и забыть нельзя»]. Проверено 21 марта 2016.

Отрывок, характеризующий Болвинов, Василий Александрович

– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.