Брокгауз, Герман
| Герман Брокгауз | |
| нем. Hermann Brockhaus | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известные ученики: | |
| Известен как: |
издатель восточных текстов |
Ге́рман Брокга́уз (нем. Hermann Brockhaus, 28 января 1806, Амстердам — 5 января 1877, Лейпциг) — немецкий востоковед, ведущий специалист своего времени по санскриту и персидскому языку. Сын известного издателя Фридриха Арнольда Брокгауза и зять композитора Рихарда Вагнера.
Карьера
Третий сын Фридриха Арнольда Брокгауза, Герман изучал восточные языки, в первую очередь санскрит, в университетах Лейпцига, Гёттингена и Бонна[1], где он являлся студентом Августа Вильгельма фон Шлегеля, основателя немецкой индологии; посещал библиотеки в Копенгагене, Париже, Лондоне, Оксфорде[1]. После этого он несколько лет жил во Франции и Англии, пока не перебрался в Дрезден. В 1839 году учёный был назначен экстраординарным профессором восточных языков в Йенский университет[2], где преподавал санскрит и персидский язык, начиная с летнего семестра 1840 года. Вместе со своим коллегой Иоганном Густавом Стиккелем, преподавателем семитских языков, Брокгауз заложил основы восточной филологии на гуманитарном факультете Йенского университета. В 1842 году Брокгауз получил назначение в Лейпциг, где в 1848 году он получил должность ординарного профессора индийских языков и литературы[2]. Принимал активное участие в организационной деятельности университета; в 1872—1873 годах являся ректором.
Лекции Брокгауз читал в основном по санскриту, хотя изучал также древнееврейский, арабский и персидский языки; также читал лекции по пали, авестийскому и китайскому языкам[2].
Личная жизнь
В 1836 году Брокгауз женился на Оттилии Вагнер, сестре композитора Рихарда Вагнера. Его первый сын Клеменс Брокгауз (1837—1877), лютеранский теолог, был профессором Лейпцигского университета, младший — Фридрих Брокгауз (1838—1895) — был профессором в Базеле, Киле, Марбурге и Йене.
Научная деятельность
Среди работ Брокгауза особенно выделяется издание «Катхасаритсагары» (1839—1866), сборника произведений Сомадевы Бхатты, заложившее основы научного исследования происхождения народных санскритских историй[2]; выделяется также критическое издание стихов, написанных персидским лирическим поэтом Хафизом Ширази. Им также были подготовлены издания Вендидада (во многом способствовало последующим исследованиям зороастризма), философской драмы Кришны Мишры под названием «Прабодхачандродая» (1834—1845) и персидской обработки «Романа о семи римских мудрецах»[2]; автор труда Über den Druck sanskritischer Werke mit lateinischen Buchstaben, касающегося санскритских произведений, напечатанных латинским алфавитом, и нашедшего всеобщее признание.
С 1853 года Брокгауз в течение многих лет являлся редактором Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft («Журнала Немецкого восточного общества»), основателем которого являлся[2], и временно — с 1856 года — Allgemeine Encyklopädie Эрша-Грубера.
Напишите отзыв о статье "Брокгауз, Герман"
Примечания
Литература
- Брокгауз, Герман // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- Hermann Camillo Kellner: [de.wikisource.org/wiki/ADB:Brockhaus,_Herrmann Brockhaus, Herrmann] // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 47, Duncker & Humblot, Leipzig 1903, S. 263—272.
- Willibald Kirfel: [bsbndb.bsb.lrz-muenchen.de/sfz5916.html Brockhaus, Herrmann] // Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 2, Duncker & Humblot, Berlin 1955, S. 626 f.
- [www.uni-leipzig.de/unigeschichte/professorenkatalog/leipzig/Brockhaus_758/ Профиль учёного на сайте Лейпцигского университета]
- [histvv.uni-leipzig.de/dozenten/brockhaus_hermann.html Список курсов, прочитанных Г. Брокгаузом в 1842—1876 годах в Лейпцигском университете]
Отрывок, характеризующий Брокгауз, Герман
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
