Брумберг, Валентина Семёновна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валентина Брумберг

Дата рождения:

2 августа 1899(1899-08-02)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

28 ноября 1975(1975-11-28) (76 лет)

Профессия:

режиссёр, мультипликатор

Карьера:

19241974

Награды:

Валентина Семёновна Брумберг (2 августа 1899, Москва — 28 ноября 1975) — советский режиссёр и художник мультипликационного кино. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1968).

Одна из сестёр (старшая) Брумберг, долгие годы проработавших вместе над созданием мультфильмов, многие из которых стали классикой советской мультипликации[1].





Биография

В 1924 году, окончив ВХУТЕМАС, вместе с перспективными молодыми художниками, поступила на службу в первую экспериментальную мультипликационную мастерскую при Государственном техникуме кинематографии.

На сцене Московского театра для детей в 1927 году режиссёром Наталией Сац впервые вводится мультипликация, как одна из составляющих спектакля. Сёстры Брумберг работают над постановками «Негритёнок и обезьяна» и «Про Дзюбу».

Первый период творчества характеризуется реалистичной манерой анимации. Начиная с 1960-х годов начинаются поиски и эксперименты, приведшие к появлению работ, отличающихся от привычных. К примеру, в 1961 году выходит фильм «Большие неприятности», нарисованный в стиле детского рисунка. Несмотря на разноплановость работ, в каждой из них узнаётся стиль мастера.

Фёдор Хитрук говорил о сёстрах Брумберг[1]:
Есть такое выражение «светлая память». Я думаю, что к сестрам Брумберг более всего подходит «светлая и весёлая память». Я их помню именно такими — шумными, энергичными невероятно, в какой-то степени даже легкомысленными и несерьёзными в работе. Хотя я знаю, что они очень много и тщательно готовились к своим картинам. А вообще мне приятно просто их вспоминать, потому что я сам становлюсь моложе, веселей и энергичней. Возвращается что-то потерянное…

Награды и звания

Награды на фестивалях

  • Мультфильм «Исполнение желаний» — III Международный Фестиваль анимационных фильмов в Аннеси (Франция), 1960 — Диплом.
  • Мультфильм «День рождения» — II Международный Фестиваль короткометражных фильмов в Монтевидео (Уругвай), 1960 — удостоен упоминания

Мультфильмы

См. также

Напишите отзыв о статье "Брумберг, Валентина Семёновна"

Литература

  • Сергей Капков. Энциклопедия отечественной мультипликации. — М.: Алгоритм, 2006. — 816 с. — 3000 экз. — ISBN 5-9265-0319-4.
  • Абольник О. Валентина и Зинаида Брумберг Мастера советской мультипликации — М., «Искусство», 1972
  • КИНО: Энциклопедический словарь, М. Советская энциклопедия, 1987, с. 60.
  • Азарх Лана. Каляевская, 23а. Кинограф. М., 1999, № 7
  • Сергей Капков [www.animator.ru/articles/article.phtml?id=59 Интервью с Ланой Азарх] «ГАЗЕТА» 25.07.2004

Примечания

  1. 1 2 Сергей Капков. Валентина и Зинаида Брумберг // [web.archive.org/web/20070831034319/books.interros.ru/index.php?book=mult&id=3&mode=print Наши мультфильмы] / Арсений Мещеряков, Ирина Остаркова. — Интеррос, 2006. — ISBN 5-91105-007-2.

Ссылки

  • Валентина Семёновна Брумберг (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=958 Брумберг Валентина Семёновна — Аниматор.ру]
  • [russiancinema.ru/names/name12775/ Брумберг Валентина Семёновна — Энциклопедия отечественного кино]
  • [books.interros.ru/index.php?book=mult&id=3&mode=print Статья С. Капкова «Сёстры Брумберг» из книги «Наши мультфильмы»]

Отрывок, характеризующий Брумберг, Валентина Семёновна

– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.