Брэдфилд, Джеймс Дин

Джеймс Дин Брэдфилд James Dean Bradfield
Джеймс Дин Брэдфилд в конце 90-х.
Основная информация
Дата рождения	21 февраля 1969(1969-02-21) (55 лет)
Место рождения	Понтипул, Уэльс, Великобритания
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	певец, композитор, гитарист
Жанры	альтернативный рок
Коллективы	Manic Street Preachers
Лейблы	Columbia Records
[jamesdeanbradfieldofficial.com/ anbradfieldofficial.com]

Джеймс Дин Брэдфилд (англ. James Dean Bradfield) — лидер-гитарист и вокалист знаменитой валлийской рок-группы Manic Street Preachers.

Биография

Карьера

Джеймс родился 21 февраля 1969 года в валлийском городе Понтипул (Великобритания). Посещал местную общеобразовательную школу Оэйкдэйл в городе Блэквуд, где годами над ним издевались одноклассники. Ввиду этого круг общения Джеймса состоял только из троих друзей: двоюродного брата Шона Мура, жившего в семье Джеймса практически с детства после развода его собственных родителей, и будущих членов группы, Ники Уайра и Ричи Джеймса Эдвардса. Брэдфилд получил имя в честь Джеймса Дина; первоначально отец хотел назвать сына Клинт Иствуд Брэдфилд, но супруга не одобрила эту идею.

Брэдфилд любил бег с препятствиями и был успешным участником соревнований в этом виде спорта. Однако позже его любовь к популярной панк-рок-группе The Clash затмила спортивное увлечение. Именно тогда он начал мечтать о том, чтобы «быть как Наполеон», и решил, что хочет стать рок-звездой. Игре на гитаре он обучался по транскрипциям альбома Appetite For Destruction группы Guns N' Roses. Вскоре по субботам он начал «давать концерты» на улицах Кардиффа, болтаясь с гитарой, где предположительно он и нашёл имя для группы, услышанное от старого бродяги, назвавшего его «маниакальный уличный проповедник». Вскоре и Ники Уайр стал присоединяться к субботним «выступлениям» своего друга перед прохожими — так было дано начало группе.

В группе Джеймс был музыкальным мозгом, Шона уговорили присоединиться в качестве барабанщика, басистом был Майлз Вудвард, а Ричи писал тексты для их песен. После нескольких названий группы (одним из самых интересных было Betty Blue, в честь фильма с таким же названием) не без участия Ричи группа получила имя Manic Street Preachers. Группа начинает играть множество концертов по всей стране, как правило, в непрестижных заведениях. Однажды, в период этой активной деятельности, Джеймс попал в тюрьму и не мог петь почти два месяца из-за потасовки в Макдоналдсе на двадцатый день рождения Ричи, где он пытался защитить его.

Как бы там ни было, они записывают на свои деньги диск Suicide Alley и, в конце концов, обращают на себя внимание менеджеров Филиппа и Мартина Холлов. Группа вскоре отправилась в Лондон, где какое-то время все четверо жили с Филиппом Холлом в его новом доме, который он только приобрел со своей женой, совершенно бесплатно, если не говорить об «оплате» хозяйственно-бытовыми услугами. Несмотря на то, что 45 тысяч фунтов, вложенных в группу, были значительной суммой для благосостояния Филиппа Холла, он не сдавал свой дом под залог, чтобы взять данную сумму, хотя на этот счет до сих пор существует несколько мнений. Группа довольно быстро стала культовой и, может быть, одновременно самой ненавидимой группой в Британии. На сцене Джеймс часто резал себя осколками разбитых им же бутылок.

«Маньяки» (The Manics), как часто их называют, приступили к записи первого альбома в начале 90-х, на котором все гитарные партии были записаны Джеймсом. Альбом Generation Terrorists (с хитами Motorcycle Emptiness и You Love Us) вышел в 1992 году. Почти сразу вслед за первым альбомом выходит второй альбом группы, Gold Against the Soul. Сделанный наспех и не очень качественно, составленный в основном из стадионных рок-гимнов, диск всё-таки был довольно успешным. В период работы над третьим, вызвавшим массу споров, альбомом The Holy Bible, у Джеймса начинаются проблемы с алкоголем, которые, возможно, усугубились после печально известного исчезновения его друга и члена группы Эдвардса.

Джеймс переезжает в Лондон, решая проблему с алкогольной зависимостью. Группа принимает решение продолжать без Эдвардса и записывает четвёртый альбом Everything Must Go, успех которого впервые делает их частью музыкального мейнстрима.

Пятый альбом группы, This Is My Truth Tell Me Yours, одновременно принёс группе всемирный успех и первый сингл № 1 If You Tolerate This Your Children Will Be Next и не был принят большинством их самых преданных поклонников, отвернувшихся от группы. Группа даёт обещание, что своим шестым альбомом Know Your Enemy, они возвращаются к панку, с которого когда-то начинали. Песни с альбома впервые были сыграны на Кубе на концерте, посещенном Фиделем Кастро (концерт позже был выпущен на DVD Louder Than War, получивший название после шутки Кастро, последовавшей за предположением Ники, что концерт мог быть и погромче). Однако, альбом провалился. Его не приняли ни бывшие преданные поклонники, ни поклонники периода EMG/TIMTTMY, и «Маньяки» отправляются в Уэльс, чтобы уединиться.

Бест группы, названный Forever Delayed, вышел в конце 2002 года и сопровождался международным туром. Сборник с одной добавленной новой песней There by the Grace of God не имел особенного успеха в чартах, но, несмотря на это, тур отыграли очень удачно. 2003/04 прошли в записи нового материала. Часть работы была проделана с продюсером Тони Висконти. В результате в октябре 2004 года группа представила новый сингл «The Love of Richard Nixon», который с легкостью взлетел на 2-е место в чартах. Несколько позже выходит седьмой альбом группы Lifeblood.

Брэдфилд также совместно работал с Томом Джонсом (альбом Reload), с Кайли Миноуг (альбом Impossible Princess), Патриком Джонсом (альбом Commemoration & Amnesia), и делал ремикс на песню Inertia Creeps для Massive Attack. В 2003 Брэдфилд содействовал в работе над музыкой для нового спектакля The War Is Dead Long Live The War, написанной Патриком Джонсом (брат Ники Уайра).

Сольная карьера

В конце апреля 2006 песня с дебютного сингла Брэдфилда, озаглавленного That’s No Way To Tell A Lie, была представлена в шоу Дженис Лонг на BBC Radio 2. Это был первый сингл с альбома, вышедший 10 июля. Альбом, получивший имя The Great Western, был выпущен 24 июля 2006. Сингл стартовал с 18-го места в чарте Великобритании, а альбом — с 22-го. Позиции и того и другого считались успешными, учитывая полное отсутствие рекламы.

В поддержку альбома Брэдфилд отыграл серию из трех сольных концертов в мае 2006 в Манчестере, Глазго и Лондоне. Плэйлист, составленный из треков The Great Western, включал в себя и две композиции группы This Is Yesterday и Ocean Spray. Он также отыграл один дополнительный концерт в Лондоне в июне 2006 с таким же плэйлистом, как и на других концертах, но с добавлением сверх того хита Manic Street Preachers — No Surface All Feeling. Долгий тур по Великобритании следовал в течение лета и окончился на V Festival 2006 года в конце августа. Брэдфилд приступил к туру по всей Великобритании, состоящего из 15 концертов в октябре. Второй сингл, An English Gentleman, попал в чарты Великобритании на 31-е место 1 октября 2006.

Личная жизнь

Помолвка Брэдфилда длилась 2 года, но в 1993 отношения рухнули.

Мать Джеймса умерла от рака в 1999 году (песня Ocean Spray о её смерти).

В настоящее время он живёт в Лондоне, но также имеет дом в районе доков в Кардиффе.

Его отношения с Милен Халсалл были первой остановкой в этом смысле (ранее он часто говорил, «я всегда устаю от компании женщины довольно быстро»), и пара поженилась на тайной церемонии во Флоренции, в Италии 11 июля 2004.

Прочее

• Джеймс поддерживает футбольный клуб «Ноттингем Форрест» и команду по регби «Кардифф Блюз».
• Самая любимая его запись Summer Wind Фрэнка Синатры.
• Любимый альбом — London Calling группы The Clash.
• В списке его любимых фильмов Heat, La Haine, Elephant, The Apartment and Rumblefish.
• Любимые места — Вена, Брюссель, Токио и Уэльс.
• Он поклонник певицы Кайли Миноуг (Kylie Minogue) (написал и спродюсировал 2 трека на хорошо принятом критиками альбоме Кайли Impossible Princess (который потерпел коммерческий провал в Великобритании).
• У него две татуировки — изображение дельфина и цитата Кьеркегора — Anxiety is Freedom.

Сольная дискография

Альбомы

• The Great Western (24 июля 2006 года) — наивысшая позиция в хит-парадах #22.

Синглы

• «That’s No Way To Tell A Lie» (10 июля 2006 года) — наивысшая позиция в хит-парадах #18
• «An English Gentleman» (25 сентября 2006 года) — наивысшая позиция в хит-парадах #31

Ссылки

• [www.jamesdeanbradfieldofficial.com/ Официальный сайт Джеймса Дина Брэдфилда]
• [www.manics.co.uk/ Официальный сайт Manic Street Preachers]

Отрывок, характеризующий Брэдфилд, Джеймс Дин

– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.