Бурн, Ше-Линн

Ше-Линн Бурн

Персональные данные
Представляет	Канада
Дата рождения	24 января 1976(1976-01-24) (48 лет)
Место рождения	Чатхам, Онтарио
Бывшие партнёры	Виктор Краатц Эндрю Бертлефф
Бывшие тренеры	Николай Морозов Уши Кесслер Наталья Дубова Татьяна Тарасова
Спортивные достижения Лучшие результаты по системе ИСУ (на международных любительских соревнованиях) Сумма: Не соревновалась по Новой судейской системе Завершила выступления

Ше-Линн Бурн (англ. Shae-Lynn Bourne, родилась 24 января 1976 года в Чатхаме, Онтарио, Канада) — канадская фигуристка, выступавшая в танцах на льду с Виктором Краатцем. Они — чемпионы мира, трёхкратные чемпионы Четырёх континентов, а также десятикратные чемпионы Канады.

Пара Ше-Линн Бурн/Виктор Краатц стали первыми в истории канадскими чемпионами мира в танцах на льду.

Карьера

Бурн начала кататься на коньках в возрасте 7 лет. Сначала она занималась парным фигурным катанием с Эндрю Бертлеффом. Позже, перешла в танцы на льду и её партнером стал Виктор Краатц. Ше-Линн и Виктор начали танцевать под руководством Уши Хеслер (5 лет), очень коротко им помогали Марина Климова и Сергей Пономаренко, Наталья Дубова проработала с ними почти 6 лет. Позднее Татьяна Тарасова и Николай Морозов совместно готовили пару три сезона.

В 2003 году, выиграв чемпионат мира, пара ушла из любительского спорта.

С 2003 года Ше-Линн Бурн начала кататься в профессионалах как одиночница. Она выступает в различных шоу и турах, таких как «Celebration on Ice», «Stars On Ice» и «Champions on Ice» . Кроме того, она находит время для работы тренером и хореографом. В настоящее время она тренер серебряных медалистов Чемпионата Канады в танцах на льду Кейтлин Уивер — Эндрю Поже и в качестве хореографа ставила программы для сезона 2008—2009 Джоанни Рошетт.

Личная жизнь

12 августа 2005 года Ше-Линн вышла замуж за Николая Морозова (развелась с ним в июле 2007 года).

Ше-Линн использовала свою известность для занятия благотворительностью, она высказывалась против жестокого обращения с детьми.

Спортивные результаты

(с В.Краатцом)

Соревнования	1992—93	1993—94	1994—95	1995—96	1996—97	1997—98	1998—99	1999—00	2000—01	2001—02	2002—03
Зимние Олимпийские игры		10				4				4
Чемпионаты мира	14	6	4	3	3	3	3		4	2	1
Чемпионаты четырёх континентов							1		1		1
Чемпионаты Канады	1	1	1	1	1	1	1		1	1	1
Финалы Гран-при					4	2	2		5		1
Skate America										3	1
Skate Canada International		3	1	1	1	1	1			1
Trophee Eric Bompard										2
Cup of Russia								2
NHK Trophy				2		2	1
Bofrost Cup on Ice					2		2		3
Nebelhorn Trophy	1

См. также

• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1994 — танцы на льду
• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1998 — танцы на льду
• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 2002 — танцы на льду

Ссылки

• [www.shaelynnbourne.com/ Официальный сайт  (англ.)]
• [www.isuresults.com/bios/isufs00000282.htm Ше-Линн Бурн и Виктор Краатц] (англ.) на официальном сайте Международного союза конькобежцев.

Отрывок, характеризующий Бурн, Ше-Линн

– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.