Венгерская партия трудящихся
| Венгерская партия трудящихся | |
| Magyar Dolgozók Pártja (MDP) | |
 | |
| Лидер: |
Матьяш Ракоши (1948-1956) Эрнё Герё (1956) Янош Кадар (1956) |
|---|---|
| Дата основания: | |
| Дата роспуска: | |
| Штаб-квартира: |
1056. Budapest, Akadémia utca 17 |
| Идеология: | |
| Количество членов: |
до 1.000.000 членов |
| Партийная печать: |
газета «Szabad nép» |
К:Исчезли в 1956 году Венгерская партия трудящихся (венг. Magyar Dolgozók Pártja, MDP) — правящая партия Венгрии в 1948 — 1956 годах. Являлась преемницей Венгерской коммунистической партии и Социал-демократической партии Венгрии. Ориентировалась на тесный союз Венгрии с СССР и придерживалась марксистско-ленинской идеологии в её сталинистском варианте. Фактически распалась и была официально распущена в период Венгерского восстания 1956 года. Преемницей ВПТ стала Венгерская социалистическая рабочая партия.
История
Венгерская партия трудящихся была создана на Объединительном съезде ВКП и СДПВ 13 — 14 июня 1948 года в Будапеште, после того, как 12 июня одновременно открылись IV съезд Венгерской коммунистической партии и 37-й съезд Социал-демократической партии. Объединению предшествовали чистки рядов СДПВ, принятие 36-м съездом СДПВ (март 1948 года) марксизма-ленинизма как единственной идеологии и решение съезда об объединении с ВКП. В мае 1948 года были опубликованы проекты программы и устава объединенной партии.
Объединительный съезд избрал руководство ВПТ. Председателем ВПТ стал Арпад Сакашич, Генеральным секретарем — Матьяш Ракоши, заместителями Генерального секретаря — Янош Кадар, Дьердь Марошан и Михай Фаркаш[1].
Создание ВПТ завершило консолидацию коммунистического режима в Венгрии, которая была провозглашена Венгерской Народной Республикой. На выборах в Государственное собрание 15 мая 1949 года ВПТ и её союзники по Венгерскому народному фронту независимости получили 95,6 % голосов. Партия проводила курс на ускоренное создание тяжелой промышленности, на кооперирование сельского хозяйства, вытеснение католической церкви из общественной жизни, национализацию всех отраслей экономики. В Венгрии было организовано социалистическое соревнование на производстве и стахановское движение.
Одновременно разворачивались репрессии как против политических противников, так и внутри партии. Производились интернирование или выселение людей по социальному признаку из городов. Внутри ВПТ в 1949 году репрессии обрушились на министра иностранных дел Ласло Райка и его сторонников. В 1950 году были репрессированы Арпад Сакашич и Дьёрдь Марошан, в мае 1951 года — Янош Кадар и министр иностранных дел Дьюла Каллаи.
После успешного и досрочного выполнения трехлетнего плана, а также в связи с началом войны в Корее, в 1951 году II съезд партии пересмотрел контрольные цифры 1-й пятилетки и увеличил их по некоторым показателям в несколько раз[2]. Ценой больших усилий и при помощи СССР были построены 65 крупных промышленных объектов, возникли целые отрасли промышленности, появились новые дороги, каналы и целые города — Сталинварош (Дунауйварош), Комло, Орослань, и пр.[3]. Однако экономика уже начала своё падение — увеличивалась себестоимость продукции, транспорт не справлялся с перевозками, росли цены и снижалась заработная плата. Введение обязательных поставок в сельском хозяйстве привело к падению производства, сокращению посевов и дефициту продуктов[4].
Провал планов индустриализации и изменения в СССР после смерти И. В. Сталина привели к тому, что на пленуме Центрального руководства ВПТ 27 — 28 июня 1953 года Матьяш Ракоши был подвергнут критике и освобождён от поста главы правительства. Пост генерального секретаря был заменен постом первого секретаря ВПТ, который сохранили за Ракоши. Серьёзные позиции в партии занял новый глава правительства Имре Надь и его сторонники. Была проведена амнистия, прекращено интернирование и запрещено выселение из городов по социальному признаку. Имре Надь прекратил строительство множества крупных промышленных объектов. Капиталовложения были направлены на развитие легкой и пищевой промышленности, было ослаблено давление на сельское хозяйство, снижены цены на продукты и тарифы для населения[5].
Сворачивание индустриализации и кооперирования в сельском хозяйстве вызывали резкую критику со стороны Ракоши и его приверженцев. К тому же смещение в СССР главы правительства Г. М. Маленкова, выступавшего за приоритетное развитие лёгкой промышленности, ослабило позиции Надя. В марте 1955 года пленум Центрального руководства ВПТ осудил позицию Имре Надя, 14 апреля он был выведен из Центрального руководства и Политбюро ВПТ, а затем смещен с поста главы правительства. Контроль над партией и правительством вернулся к Матьяшу Ракоши.
Однако разоблачение в СССР культа личности Сталина и нарастание недовольства режимом внутри самой Венгрии в 1956 году привели к стремительному ослаблению власти ВПТ. По всей стране начались дискуссии, прошла волна реабилитаций. 21 июля пленум Центрального руководства партии освободил Ракоши от поста первого секретаря ВПТ, его преемником стал Эрнё Герё. Это не привело к ослаблению напряжённости и к октябрю недовольство вылилось в прямое восстание против режима Венгерской партии труда. 23 октября, в разгар восстания высшие органы ВПТ были реорганизованы, а Имре Надь занял пост главы правительства. В новый состав Политбюро вошли Антал Апро, Шандор Гашпар, Эрнё Герё, Андраш Хегедюш, Янош Кадар, Дьюла Каллаи, Карой Киш, И. Кебел, Дьёрдь Марошан, Имре Надь и Золтан Санто[6]. Утром 25 октября Эрнё Герё был освобожден от поста Первого секретаря ВПТ и заменен Яношем Кадаром. 28 октября был создан Президиум Центрального руководства ВПТ под председательством Кадара. В него вошли также Антал Апро, Карой Киш, Ференц Мюнних, Имре Надь и Золтан Санто. Параллельно на местах сторонники Имре Надя начали создание Национально-коммунистической партии[7].
30 октября 1956 года, когда Имре Надь объявил по радио о ликвидации в Венгрии однопартийной системы, Президиум ЦР ВПТ принял решение о роспуске Венгерской партии труда. Одновременно было принято решение о создании Венгерской социалистической рабочей партии[8].
Руководители партии
Председатель ВПТ
- Арпад Сакашич (12 июня 1948 — апрель 1950)
Генеральный секретарь Центрального Комитета ВПТ
- Матьяш Ракоши (12 июня 1948 года — 28 июня 1953 года)
Первый секретарь Центрального Комитета ВПТ
- Матьяш Ракоши (28 июня 1953 года — 21 июля 1956 года)
- Эрнё Герё (21 июля — 25 октября 1956 года)
- Янош Кадар (25 — 30 октября 1956 года)
Съезды ВПТ
- Объединительный съезд (13 — 14 июня 1948 года, Будапешт) — основана Венгерская партия трудящихся.
- II съезд ВПТ (28 февраля — 2 марта 1951 года, Будапешт) — пересмотрел в сторону значительного увеличения контрольные цифры 1-го пятилетнего плана (1950—1954)
- III съезд ВПТ (24 — 30 мая 1954 года, Будапешт) — подвел итоги 1-й пятилетки, одобрил контрольные цифры 2-го пятилетнего плана (1955—1959). Обсудил вопрос Народного фронта.
После образования Венгерской социалистической рабочей партии съезды ВПТ засчитывались как IV, V и VI соответственно.
Численность партии
- 1948 — 1 млн членов
- 1949—900 тыс. членов
Напишите отзыв о статье "Венгерская партия трудящихся"
Примечания
- ↑ История Венгрии, т. III/ М.: «Наука», 1972 — С.578-579
- ↑ Краткая история Венгрии / М.: «Наука», 1991 — С.461 ISBN 5-02-009913-9
- ↑ Краткая история Венгрии / М.: «Наука», 1991 — С.462 ISBN 5-02-009913-9
- ↑ История Венгрии, т. III/ М.: «Наука», 1972 — С.622-626
- ↑ История Венгрии, т. III/ М.: «Наука», 1972 — С.633-635
- ↑ История Венгрии, т. III/ М.: «Наука», 1972 — С.686
- ↑ История Венгрии, т. III/ М.: «Наука», 1972 — С.698
- ↑ Краткая история Венгрии / М.: «Наука», 1991 — С.476 ISBN 5-02-009913-9
Отрывок, характеризующий Венгерская партия трудящихся
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
