Внушительный (эсминец, 1906)
«Внушительный» — эскадренный миноносец типа «Инженер-механик Зверев», построенный для усиления Российского флота на Дальнем востоке. До 10 октября 1907 года числился миноносцем. Назван в честь одноименного миноносца типа «Форель», погибшего под Порт-Артуром.
Постройка и довоенная служба
15 апреля 1905 года зачислен в списки судов Балтийского флота, 18 августа 1905 года заложен на судоверфи завода «Шихау» в Эльбинге (Германия), спущен на воду 31 марта 1906 года, вступил в строй летом 1906 года. От отправки миноносца во Владивосток отказались из-за окончания военных действий с Японией.
«Внушительный» прошел капитальный ремонт корпуса и главных механизмов в 1910—1911 годах на заводе акционерного общества «Крейтон и Ко» в Санкт-Петербурге с заменой котлов. После ремонта скорость миноносца была равна 22,8 узлам.
Накануне Первой мировой войны миноносцы типа «Инженер-механик Зверев» свели в третий дивизион Первой минной дивизии.
Дальнейшая судьба
Во время Первой мировой войны нес вспомогательную и дозорную службу, обеспечивал противолодочную оборону главных сил флота. 27 июня 1915 года, конвоируя крейсер «Рюрик», таранил германскую подводную лодку.
27 июня 1915 г. дивизион эскадренных миноносцев в составе: «Боевой», «Бурный» и «Внушительный» шел на присоединение с 1-й бригадой крейсеров. По пути к дивизиону присоединился миноносец «Выносливый». Начальник 1-й бригады крейсеров отдал распоряжение начальнику дивизиона отыскать и уничтожить плавучую минную банку, обнаруженную русской подводной лодкой А"ллигатор".Миноносцы, отыскав банку и определив её границы, расстреляли 28 мин, установив, что это германское минное заграждение состояло из мин якорных. Находясь у банки, дивизион миноносцев встретил неприятельскую подводную лодку в позиционном положении, причем «Боевой» пытался её атаковать. К вечеру тех же суток группа миноносцев из состава указанного дивизиона встретила и конвоировала крейсер «Рюрик». По пути миноносец «Внушительный» заметил неприятельскую подводную лодку, которую он таранил. На месте, где пришелся таранный удар, на поверхности воды появилось большое масляное пятно, свидетельствовавшее об аварии подводной лодки. От удара кормовой частью «Внушительный» потерял пятку руля, кроме того, миноносец погнул себе руль и повредил лопасть одного винта. «Внушительный» нуждался в доковании для ремонта повреждений.
Жертв при столкновении не было.[1]
8 июля 1916 года совместно с эсминцем «Бдительный» во время крейсерства в Ботническом заливе захватил по призовому праву германские пароходы «Вормс» и «Лиссабон».
Участвовал в Февральской революции. 7 ноября 1917 года вошел в состав Красного Балтийского флота. С 11 по 20 апреля 1918 года совершил переход из Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт, где до мая 1919 года находился в резерве. В июне 1919 года был прикомандирован к Онежской военной флотилии, а в 1922 году оборудован тральным устройством и 1 мая 1922 года переклассифицирован в тральщик. Участвовал в нескольких боевых тралениях акватории Финского залива. В 1925 году переименован в «Мартынов».
С 1928 года — учебное судно. 11 января 1935 года вошел в состав Краснознаменного Балтийского флота и числился сторожевым кораблем. 12 октября 1940 года был исключен из состава флота и в 1949 году разобран на металл.
Напишите отзыв о статье "Внушительный (эсминец, 1906)"
Примечания
- ↑ Опубликовано: Афонин Н. Н. Эскадренные миноносцы типа «Касатка» (1898—1925). Серия «Боевые корабли мира». — Самара: АНО «Истфлот», 2005. — 88 с.: илл. ISBN 5-98830-011-1
Литература
- Афонин Н. Н. Эскадренные миноносцы типа «Касатка» (1898—1925). Серия «Боевые корабли мира». — Самара: АНО «Истфлот», 2005. — 88 с.: илл. ISBN 5-98830-011-1
- Тарас А. Корабли Российского императорского флота 1892-1917 гг. — Харвест, 2000. — ISBN 9854338886.
Ссылки
- [infoart.udm.ru/history/navy/rusdd087.htm#Vnushitelniy Класс «Инженер-механик Зверев»]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Внушительный (эсминец, 1906)
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
