Вульфхер (король Мерсии)

Вульфхер Wulfhere
Король Мерсии
658 — 675
Предшественник:	Восстановление королевства
Преемник:	Этельред I
Вероисповедание:	Христианство
Смерть:	675(0675)
Отец:	Пенда
Мать:	Киневиса
Супруга:	Эрменхильда

Вульфхер (англ.  Wulfhere) — король Мерсии, правил в 658—675 годах. Сын Пенды. Имя матери Вульфхера нигде не упоминается, но так как Беда Достопочтенный называет только одну жену Пенды королеву Киневису, то, весьма вероятно, что она и была матерью Вульфхера. Дата рождения Вульфхера неизвестна, но Беда говорит, что ко времени своего вступления на престол в 658 году он был молодым человеком. Таким образом, вероятно, он родился в конце 30-х годов VII века. Ничего не известно о детстве Вульфхера. У него были два брата Педа и Этельред, и две сестры, Кинебурга и Кинесвита; также возможно, что Меревалх, король Магонсета, был братом Вульфхера.

После гибели отца Пенды и брата Педы, вся Мерсия перешла под контроль короля Нортумбрии Освиу. Однако где-то в конце 658 года три мерсийских дворянина, Эдберт, Эфа и Иммин, изгнали наместников Освиу и провозгласили Вульфхера королём. По-видимому, Освиу был занят войной с пиктами в северной Британии, и потому не смог подавить восстание мерсийцев.

В отличие от отца, Вульфхер был христианином, однако неизвестно, когда и при каких обстоятельствах он крестился. Возможно, это было одним из условий его примирения с Освиу.

При нём в Мерсии появился первый епископ, Трумхер, однако наиболее известными церковными деятелями его эпохи являются епископы Яруман, Чад и Вильфрид Йоркский. Вульфхер продолжал помогать монастырю в Медсхэмстеде, основанному Педой. Он принял у себя епископа Вини, изгнанного из Уэссекса, и помог ему занять кафедру в Лондоне.

В 660 г. Вульфхер женился на Эрменхильде, дочери Эрконберта Кентского. Этот брак должен был способствовать политическому и экономическому сближению двух королевств и, возможно, он был также важным фактором, повлиявшим на обращение Вульфхера и его народа в христианство. Впоследствии Вульфхер поддерживал в борьбе за кентский трон своего племянника Эдрика против Хлотхера.

Отношения Вульфхера с епископом Вильфридом зарегистрированы в «Житии Вильфрида» Эддиуса. На протяжении 667—669 годов, в то время когда Вильфрид жил в Рипоне, Вульфхер часто приглашал его к себе в Мерсию, когда ему нужны были услуги епископа. Согласно Эддиусу, Вульфхер вознаграждал Вильфрида «многочисленными наделами земли», на которых Вильфрид «вскоре основывал церкви для слуг божьих».

При его правлении основанное его братом Педой аббатство в Медесхемстеде (в современном Питерборо) стало весьма процветающим. Король был очень привязан к нему и согласно Англосаксонской хронике не жалел на него ни серебра, ни золота, ни земель. Монастырь был достроен в 664, на седьмом году правления короля Вульфхера и торжественно освящён. Дарения земель монастырю засвидетельствовали помимо Вульфхера, король Нортумбрии Освиу, короли Эссекса Сигехер и Себби, брат короля Этельред, его сестры Кинебурга и Кинесвита, а также архиепископ Деусдедит, мерсийский епископ Яруман и ещё многие церковные деятели той эпохи.

Вульфхер проводил активную завоевательную политику по отношению к соседям. В 661 г. он разбил Кенвалха и захватил Уэссекс до долины Меона. Западные саксы были вынуждены перенести свою столицу из Дорчестера на юг, в Винчестер. Около 665 г. Вульфхер подчинил себе Сассекс и восстановил там христианство. Вульфхер стал крестным отцом Этельвалха Сассекского, помог тому захватить остров Уайт и послал туда священника Эоппу проповедовать христианство. Не менее активен Вульфхер был на западе. Он подчинил своему влиянию Хвикке, а также Рокенсет и Магонсет, образовавшиеся на месте бывшего бриттского королевства Пенгверн. В некоторых из подчиненных королевств правили родственники Вульфхера, например, Фритувольд в Суррее и Меревалх в Магонсете. Таким образом, Вульфхер стал самым могущественным англосаксонским королём, хотя «Англо-саксонская хроника» и не включает его в число бретвальд.

Беда Достопочтенный не причисляет его к правителям, которые осуществили абсолютную власть, но современные историки полагают, что возвышение королевства Мерсия началось в его господство. Он, кажется, был эффективным повелителем Британии южнее Хамбера с начала 660-х годов, хотя и не был повелителем Нортумбрии как его отец. Хотя Беда не упоминает Вулфхера в своем списке верховных королей, он, без сомнения, обладал значительной властью в Южной Англии. Когда он вторгся в Нортумбрию, в составе его войска были отряды почти из всех англосаксонских королевств.

Документ под названием Племенной Hidage (Tribal Hidage) может датироваться периодом правления Вульфхера. Составленный прежде, чем множество маленьких народов были поглощены в большие королевства, такие как Mercia, это запись народов англосаксонской Англии, наряду с оценкой собственности, в том числе земли. Так как этот документ, очевидно, был создан после того, как в этой местности появилась грамотность вместе с христианским духовенством, то Племенной Hidage, вероятно, был создан в середине или в конце седьмого столетия. Но до настоящего времени документ точно не датирован. Некоторые ученые считают что документ появился во время правления или Оффы Мерсийского (757—796), или Эдвина Святого короля Нортумбрии (585—633), или Освиу короля Нортумбрии (612—670).

Согласно англосаксонской хронике в 661 году Вульфхер зарегистрирован в как разорил Эскесдун изматывающий Ashdown, на Западной Саксонской территории. Gewisse, мысль, чтобы быть оригинальной группой, из которой происходили Западные Саксы, кажется, первоначально обосновались в верхней долине Темзы, и что отчеты переживают шестого столетия, показывают им активный в той области. Всплеск Mercian под Wulfhere разместил их под серьёзным давлением. Также в раннем 660s, Запад Saxon видит Дорчестера, в той же самой области, был разделен, и новая епархия, настроенная в Винчестере. Это решение было вероятно реакцией на прогресс Mercians в традиционный центр Западных Саксов, уезжая из Дорчестера опасно близко к границе. В течение нескольких лет видит Дорчестер, был оставлен; точная дата не известна, но это было вероятно в середине 660s. В дополнение к нападению на Ashdown, Wulfhere совершил набег на остров Уайт в 661. Он впоследствии дал и остров и территорию Meonware, которые растягивают во всю длину реку Meon, на материке к северу от острова Уайт, его Королю крестника Тthelwealh Южных Саксов. Кажется вероятным, что правящая династия на острове нашла эти меры приемлемыми до некоторой степени, так как Западные Саксы, под Cædwalla, истребляли всю семью, когда они пошли в своё собственное наступление на острове в 686. После завоевания острова Уайт, Wulfhere приказал, чтобы священник Eoppa предоставил крещение жителям. Согласно Хронике, это было первым разом, когда крещение христианина достигло острова. В раннем 670s Король Cenwealh Уэссекса умер, и возможно в результате напряжения, вызванного военной деятельностью Wulfhere’s Западное Саксонское фрагментированное королевство, и приехал, чтобы управляться underkings, согласно Bede. В конечном счете эти underkings были побеждены, и королевство воссоединено, вероятно Cædwalla, но возможно Centwine. Спустя десятилетие после смерти Wulfhere’s, Западные Саксы под Cædwalla начали агрессивное расширение на восток, полностью изменяя большую часть прогресса Mercian. В дополнение к тому, чтобы быть крестником Wulfhere’s, у Короля Æthelwealh Южных Саксов была связь с Mercians через брак. Его женой была Королева Eafe, дочь Eanfrith Hwicce, племя, территорию которого кладут на юго-запад Mercia. У Hwicce была их собственная королевская семья, но кажется, что в этой дате они были уже зависимы от Wulfhere: брак между Æthelwealh и Eafe, возможно, хорошо имел место в суде Wulfhere’s, так как известно, что Æthelwealh был преобразован там. Королевство Hwicce иногда расценивается как создание Penda’s, но одинаково вероятно, что королевство существовало независимо от Mercia, и что Penda и влияние увеличения Wulfhere’s в области представляли расширение власти Mercian, а не создание отдельного юридического лица.

Почти ничто не известно об отношениях Мерсии с Восточной Англией в то время. В 664 году умер от чумы король Восточной Англии Этельвольд, и ему наследовал Эльдвульф, правивший на протяжении пятидесяти лет. Восточная Англия ранее была во власти Нортумбрии, но не сохранилось никаких свидетельств, что это продолжалось и после вступления Вульфхера на престол. В том же 664 году от той же эпидемии чумы умер и Свитхельм король восточных саксов и ему наследовали два его сына Сигхер и Себби; Беда называет их — «правители… при Вульфхере, короле Мерсии». Под влиянием чумы Сигхер с частью своего народа оставил христианскую веру и стал отступником. Сам король и большинство его подданных, знатных и простых, начали восстанавливать заброшенные капища и поклоняться идолам, словно это могло защитить их от чумы. Как только король Вульфхер узнал, что часть королевства отреклась от веры, он послал епископа Ярумана и других священников, чтобы исправить заблуждения и вернуть королевство к истинной вере. Яруман действовал с великим благоразумием, поскольку был человеком религиозным и добрым; проехав повсюду, он преуспел в возвращении народа и короля Сигхера на путь праведности. В результате они забросили или разрушили воздвигнутые ими капища и алтари и вновь открыли церкви.

Яруман не был первым епископом Личфилда; Беда упоминает его предшественника Трумхера, но ничто не известно ни о действиях Трумхера, ни кто назначил его. Из этих событий видно, что влияние Освиу на юге уменьшилось к этому времени (если ещё не прежде), и что Вульфхер теперь доминировал над этими областями. Это становится ещё более ясным, когда между 665 и 668 годами Вульфхер продал епископскую кафедру в Лондоне некому Вину, который был выслан из западно-саксонской епархии Кенвалхом. Лондон же в тот период находился в пределах территории восточных саксов .

Эрконберт был король Кента во вступлении Wulfhere’s, и эти две семьи стали связанными, когда Wulfhere женился на дочери Eorcenberht’s Eormenhild. В сыне 664 Eorcenberht’s Egbert преуспел к трону Kentish. Ситуация в Кенте в смерти Egbert’s в 673 ясно не зарегистрирована. Кажется, что год прошёл прежде, чем Hlothhere, брат Egbert’s, стал королём. У Wulfhere, возможно, был интерес к последовательности, как через его брак Eormenhild он был дядей двух сыновей Egbert’s, Eadric и Wihtred. Это размышлялось, что Wulfhere действовал как эффективный правитель Кента в междуцарствии между смертью Egbert’s и вступлением Hlothhere’s. Другая связь Mercian с Кентом была через Merewalh, короля Magonsæte, и следовательно подкороля при Wulfhere. Merewalh, кто, возможно, был братом Wulfhere’s, был женат на сестре Hlothhere’s, Eormenburh. Суррей не зарегистрирован, как всегда будучи независимым королевством, но был по крайней мере областью, которая находилась под контролем различных соседей в разное время. Этим управлял Egbert до раннего 670s, когда чартер показывает Wulfhere подтверждение гранта, сделанного Епископу Eorcenwald Frithuwold, подкоролю в Суррее, который, возможно, расширил север в современный Бакингемшир. сам Frithuwold был вероятно женат на Wilburh, сестре Wulfhere’s. чартер, сделанный из Thame, датирован между 673 и 675, и это была вероятно смерть Egbert’s, которая вызвала вмешательство Wulfhere’s. Свидетель по имени Frithuric зарегистрирован на чартере в господстве преемника Wulfhere’s, Æthelred, делая грант к монастырю Питерборо, и аллитерация, обычная в англосаксонских династиях, привела к предположению, что эти два мужчины, возможно, оба произошли из Средней относящейся к англам династии, с Wulfhere, возможно помещавшим Frithuwold в трон Суррея. Чартер засвидетельствован тремя другими подкоролями, названными Osric, Wigheard, и Æthelwold; их королевства не идентифицированы, но чартер упоминает Sonning, область в том, что является теперь восточным Беркширом, и может случиться так, что один из этих подкоролей был правителем Sunningas, людьми той области. Это в свою очередь подразумевало бы доминирование Wulfhere’s той области к тому времени. влияние Wulfhere’s среди Lindesfara, территория которого, Lindsey, откладывает то, что является теперь Линкольнширом, известно от информации о епископальной власти. По крайней мере один из епископов Mercian Lichfield, как известно, осуществил власть там: Wynfrith, кто стал епископом на смерти Чада в 672. Кроме того известно, что Wulfhere дал землю в Холме на Хамбер, в Lindsey, к Чаду, для монастыря. возможно, что у Чада также была власть там как епископ, вероятно не позже чем 669. может случиться так, что политическое основание для епископального контроля Mercian Lindesfara было положено рано в господстве Wulfhere’s, под Trumhere и Jaruman, двумя епископами, которые предшествовали Чаду.

Нападение на Нортумбрию и Уэссекс

В 674 году Вульфхер почувствовал себя настолько сильным, что решил напасть на сына Освиу Эгфрита. В «Житии Вильфрида» Eddius’s говорит, что Вульфхер "созвал все южные народы против [Нортумбрии]. Беда ничего не сообщает об этой войне, также она не упомянута и в Англосаксонской хронике, но согласно Eddius, Эгфрит победил Вульфхера, вынудил его уступить Линдси Lindsey, и выплатить дань. Вульфхер пережил это поражение, но в результате этого, очевидно, потерял некоторую степень контроля над югом; в 675 году Эсквин, один из королей западных саксов, бился с ним в Биданхефорде. Не известно, где точно проходило это сражение (по-видимому, всё же в нынешнем графстве Уилтшир), а также, кто был победителем. Генрих Хантингдонский, историк XII столетия, у которого, видимо, был доступ к версиям Англосаксонской хроники, теперь утерянной, полагал, что мерсийцы победили в этом «ужасном сражении», и замечал, что Вульфхер унаследовал «доблесть своего отца и деда». Другие историки, однако, предполагают, что Эсквину удалось остановить нашествие мерсийцев на Уэссекс.

Смерть и семья Вульфхера

Вскоре после этого Вульфхер умер в том же 675 году, после 17 лет правления и когда ему было около 35 лет от роду. Причиной смерти, согласно Henry Хантингдона, стала болезнь.

Вульфхер был женат на Эрменхильде, дочери короля Кента Эрконберта; дата этого брака не известна, также как не сохранились в самых ранних источниках и сведения о детях от этого брака. Хотя Кенред, который был королём Мерсии с 704 по 709 год, назван в хронике летописца XII века Иоанна Вустерского сыном Вульфхера. Другим возможным сыном мог быть Бертвальд один из зависимых королей, который засвидетельствован как племянник Этельреда I. Дочерью Вульфхера возможно была Вербурга Святая, аббатиса Эльская, засвидетельствованная как его дочь в рукописи XI века.

История монастыря Св. Петра в Глостере написанная в XI столетии называет двух других женщин, Eadburh и Eafe женами Вульфхера, но это мало вероятно. Вдова Вульфхера Эрменхильда, как полагают, поздне стала аббатисой Эльской.

Он был первым христианским королём всей Mercia, хотя не известно, когда или как он был преобразован. Его вступление отметило конец Oswiu сверхсветлости Нортумбрии южной Англии, и Wulfhere расширял его влияние на большую часть той области. Его кампании против Западных Саксов привели к контролю за Mercian большой части долины Темзы. Он завоевал остров Уайт и долину Meon и дал их Королю Æthelwealh Южных Саксов. Он также имел влияние в Суррее, Эссексе, и Кенте.

670, когда Oswiu умер, Wulfhere был самым сильным королём в южной Великобритании. Он был эффективно повелителем Британского юга Хамбера от раннего 660s, хотя не повелитель Нортумбрии как его отец был.

При нём закончилась война с Нортумбрией решением синода в Уитби, установившим окончательную границу между двумя королевствами (664).

Воевал он со всеми окрестными королями, в разное врем и с разным успехом, то, иногда побеждая, а иногда и был побеждён. Однако подробности этих войн нам мало известны. Достоверно только, что Волфер взял в плен в плен короля суссекского Адельвалка и после завоевания его королевства увёз того в Мерсию. Аделвалх, находясь там в плену, принял христианство и Волфер подарил ему завоёванный им же остров Вигг. Есть причины думать, что Волфер покорил также и короля эссекского; ибо известно, что он возвёл в епископы некого Вину на епископство Лондонское.

Когда Волфер вступил на престол, Мерсия пребывала ещё в идолопоклонстве, но потихоньку он принял крещение и приказал воспитывать своих детей в христианской вере.

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/rus/Angelsachs/frametext.htm Англо-саксонская хроника. До 750 года.]
• [www.vostlit.info/Texts/rus5/Beda/frametext5.htm Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. книга V.]

Мерсийская династия (Иклинги)
Предшественник Освиу	король Мерсии 658 — 675	Преемник Этельред I

• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/6.htm Северная Европа] // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Отрывок, характеризующий Вульфхер (король Мерсии)

– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]