Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1976
Соревнования по гребле на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1976 года проходили возле искусственного острова Иль-Нотр-Дам. В соревнования не был включён введённый на играх 1972 года гребной слалом, но зато у мужчин были добавлены четыре вида состязаний на дистанции 500 м.
Общий медальный зачёт
Место | Страна | Золото | Серебро | Бронза | Всего |
---|---|---|---|---|---|
1 |
СССР || 6 || 3 || 0 || 9 | ||||
2 |
ГДР || 3 || 1 || 3 || 7 | ||||
3 |
Румыния || 1 || 1 || 2 || 4 | ||||
4 |
Югославия || 1 || 0 || 1 || 2 | ||||
5 |
Венгрия || 0 || 3 || 5 || 8 | ||||
6 |
Канада || 0 || 1 || 0 || 1 | ||||
Польша || 0 || 1 || 0 || 1 | |||||
Испания || 0 || 1 || 0 || 1 |
Медалисты
Мужчины
Дисциплина | Золото | Серебро | Бронза |
Каноэ-одиночка — 500 м | |||
Каноэ-одиночка — 1000 м | |||
Каноэ-двойка — 500 м | |||
Каноэ-двойка — 1000 м | |||
Байдарка-одиночка — 500 м | |||
Байдарка-одиночка — 1000 м | |||
Байдарка-двойка — 500 м | |||
Байдарка-двойка — 1000 м | |||
Байдарка-четвёрка — 1000 м |
СССР |
Испания |
ГДР |
Женщины
Дисциплина | Золото | Серебро | Бронза |
Байдарка-одиночка — 500 м | |||
Байдарка-двойка — 500 м |
Напишите отзыв о статье "Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1976"
Ссылки
- [www.sports-reference.com/olympics/summer/1976/CAN/ Итоги соревнований] на сайте sports-reference.com
|
Отрывок, характеризующий Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1976
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.