Дева Дуная (балет)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дева Дуная
La Fille du Danube
Композитор

Адольф Адан

Автор либретто

Филиппo Тальони

Хореограф

Филиппo Тальони

Последующие редакции

Мариус Петипа (1880, Мариинский театр, Петербург, Россия), Пьер Лакотт (1978, Театр Колон, Буэнос-Айрес, Аргентина).

Количество действий

2

Год создания

1836

Первая постановка

21 сентября 1836

Место первой постановки

Парижская Опера

«Дева Дуная» (фр. La Fille du Danube) — балет в 2 актах 4 картинах. Композитор А. Адан, автор либретто и балетмейстер Филиппо Тальони.

Это романтический балет с обязательным для этого жанра волшебным миром, уводящим от реалий действительности с её бытовыми и социальными проблемами, когда искусство выводит в мир высоких красивых и сильных эмоций. Именно эта эстетика была присуща постановкам Ф.Тальони. Ю.А. Бахрушин называет его первым романтическим балетмейстером[1]. Балет он ставил специально для своей дочери, известной балерины Марии Тальони. Премьера прошла в Парижской опере 21 сентября 1836 г.





Сюжет

Героиня по имени Флёр де Шан – что значит Полевой цветок, это имя она получила, когда её, сироту, нашли в поле среди цветов, - юная красавица, которой покровительствует Нимфа Дуная (в некоторых постановках главную героиню переименовали в Дочь Дуная[2]). Она любит и любима, её избранника зовут Рудольф, он молодой оруженосец важного и злого барона.

А сам барон как раз собирается жениться, но достойную невесту он пока не нашёл и находится в поисках её. Красавица Флёр де Шан привлекла его внимание, и на ней решил он остановить свой выбор. Влюблённые в отчаянии. Но никакие их мольбы на жестокого барона не действуют. И тогда, чтобы не выходить замуж за нелюбимого, юная красавица бросилась в Дунай. Рудольф, помрачившись рассудком, через некоторое время последовал за любимой. Там, на дне Дуная, они встретились. В конце концов, видя их такую великую любовь, волшебные силы возвращают влюблённую пару обратно на землю, к живым людям.

Премьера

Премьера балета прошла 29 сентября 1836 года в Парижской Опере.

Над постановкой работали: художники П. Л. Сисери, Э. Деплешен, Ж. Дитерле, Ш. Сешан и Л. Фёшер (декорации), А. д'Оршвиллер (костюмы); главные исполнители: Флёр де Шан - М. Тальони, барон Виллибальд - Л. С. Монжуа, дама на празднике - Л.Нобле, Рудольф – Ж. Мазилье[3][4].

Постановки в России

Следующая постановка прошла в России.

Это было время, когда все новейшие достижения французского балета немедленно переносились на русскую сцену[5], Россия чётко впитывала культуру Франции, пытаясь не отстать (знание французского языка считалось в дворянской среде более важным, чем русского).

Отец и дочь Тальони были приглашены в Санкт-Петербург, куда на сцену Большого Каменного театра балетмейстер перенёс свой спектакль, оформителем которого стал известный художник А.А.Роллер[6]. Русская премьера прошла 20 декабря 1837, в главной партии блистала Мария Тальони. Дальше в некоторых спектаклях её замещала Т. П. Смирнова.

Эта же постановка была перенесена в Москву на сцену московского Большого театра балетмейстером Т. Герино, поставившим балет на московскую приму Е. А. Санковскую. Московская премьера была показана 18 декабря 1838 года, художник И. Браун, дирижёр Д. П. Карасёв; Флёр де Шан – Е. А. Санковская[4]. Во втором составе эту партию исполняла Е.В.Сергеенко[3].

Балет пользовался огромным успехом в России, в её обеих столицах. И в 1839 году Тальони пригласил в Санкт-Петербург композитора. Адольф Адан выехал из Парижа в конце сентября и 13 октября был в Петербурге[7]. Узнав о его приезде, император Николай I велел дать в театре балет «Дева Дуная» с Марией Тальони в главной партии и сам со свитой посетил спектакль, а после представления был дан по этому случаю официальный прием, где А.Адан был лично представлен императору, и Николай даже обратился к Адану с предложением сочинить кавалерийский марш для своей гвардии[7].

В 1880 году новый главный балетмейстер Петербургской труппы императорских театров Мариус Петипа возобновил этот балет на сцене Мариинского театра. Главные партии танцевали Е. О. Вазем и П.А.Гердт, художник постановки Г. Г. Вагнер. Премьера была показана в бенефис Е.Вазем.

О предыстории этой постановки балета «Дева Дуная» и о воспоминаниях М.И.Петипа по этому поводу рассказывает сайт «Classic Ballet»:
В своих мемуарах Петипа рассказывает, что Александр II как-то в антракте балетного спектакля вспомнил виденный им в детстве прелестный балет с Марией Тальони, после чего директор театра немедленно заказал Петипа эту постановку. Знаменателен следующий фрагмент их диалога:

- Я хочу сделать государю приятный сюрприз и поставить «Деву Дуная».
- Превосходная мысль, ваше превосходительство.
- Знаете вы этот балет, г-н Петипа?
- Видеть не видел, ваше превосходительство, но много о нем слышал.
- Так я попрошу вас завтра же с утра быть у меня в конторе, мы все это обсудим.
Далее Петипа рассказывает, как прижимистый барон Кистер отказался от новых костюмов и декораций, использовав уже имеющиеся, и как после премьеры Его Величество пришёл на сцену в антракте и удостоил обратиться к нему со следующими словами:

«Г-н Петипа, танцы вы поставили прелестно, но, право же, ни в одном, самом захолустном театре не увидишь таких ужасных декораций о костюмов» («Мариус Петипа. Материалы, воспоминания, статьи. Л., Искусство, 1971, с. 32»). В другом переводе это место звучит ещё резче: «Но скажите, видали ли вы когда-нибудь в мизернейшем деревенском театре такое тряпье вместо костюмов и декораций?» («Мемуары Мариуса Петипа», СПб, 1996, с. 95)[4].

В целом постановка балета «Дева Дуная» относится к не самым удачным постановкам Петипа. И современная балетная критика это не замедлила отметить, хотя и восхвалила работу главных исполнителей – П.Гердта и Е.Вазем. Известный балетный журналист А.Н.Плещеев в хрониках «Наш балет…» писал, что постановка оказалось неудачной[8].

Сайт «Classic Ballet» цитирует рецензию из популярной в 19 веке газеты «Санкт-Петербургские ведомости»:
Критик «СПб Ведомостей» в своей рецензии на премьеру 1880 г. издевательски изложил либретто («Затем Дунай их благословляет и, понимая все неудобство подобного помещения для новобрачных, возвращает обоих утонувших любовников на свет Божий здравыми и невредимыми»), тоже весьма нелестно отозвался о сценографии и костюмах, и добавил: «Что нам сказать про танцы и действие вообще. Это все то же и то же, только под различными соусами. …»[4].

Нелестно отозвался об этом представлении и балетный критик 19 века К.А.Скальковский: «Этот балет, который во времена Тальони имел такой успех и обошел все сцены Европы, показался очень жиденьким, доказывая записным театралам, что, несмотря на их восхваления того, что было в старину, балет несомненно делает шаги вперед. Правда, что «Дева Дуная» поставлена была у нас едва ли не беднее того, как в 30-х годах, машинная часть балета была ужасна и некоторые эффекты вовсе пропали…»[4].

Другие постановки

Среди других постановок известна и пользуется всеобщим одобрением критики постановка 1978 года Пьер Лакотта по воспроизведению хореографии Ф.Тальони в театре в аргентинском «Колон», Буэнос-Айрес, где с исполнением главной партией Флёр де Шан прославилась одна из самых выдающихся балерин ХХ столетия Гилен Тесмар[9]. В ноябре 2006 года Пьер Лакотт перенёс постановку в Токио, где она прошла с неменьшим успехом[4].

Напишите отзыв о статье "Дева Дуная (балет)"

Литература

  • А.Н.Плещеев. «Наш балет (1673–1899). Балет в России до начала XIX столетия», СПб, 1899
  • К.А.Скальковский. «Балет. Его история и место в ряду изящных искусств». СПб, 1882

Примечания

  1. [www.balletshoes.ru/articles/69/ Балет эпохи романтизма]
  2. [www.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/052.htm#ab954 Энциклопедия балета (страница 52)]
  3. 1 2 [www.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/018.htm Энциклопедия балета (страница 18)]
  4. 1 2 3 4 5 6 [plie.ru/?vpath=/news/data/ic_news/1211/ Classic Ballet]
  5. [www.belcanto.ru/adam.html Belcanto.ru]
  6. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/107419/%D0%A0%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D1%80 Большая биографическая энциклопедия. Роллер, Андрей Адамович]
  7. 1 2 [www.specialradio.ru/p&d/?id=138 Адольф Адан]
  8. « Наш балет(1673–1899). Балет в России до начала XIX столетия», СПб, 1899, с. 243
  9. [www.bolshoi.ru/ru/theatre/ballet_troupe/invit_teachers/detail.php?act26=info&id26=974 Большой театр: приглашенные педагоги]

Отрывок, характеризующий Дева Дуная (балет)

– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.