Костелло, Долорес

Долорес Костелло
Dolores Costello
Дата рождения:	17 сентября 1903(1903-09-17)
Место рождения:	Питтсбург, США
Дата смерти:	1 марта 1979(1979-03-01) (75 лет)
Место смерти:	Фолбрук, Калифорния, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актриса
Карьера:	1909—1943

Долорес Костелло (англ. Dolores Costello, 17 сентября 1903 — 1 марта 1979) — американская актриса, которую называли Богиня немого кино. Мать актёра Джона Дрю Берримора и бабушка актрисы Дрю Бэрримор.

Биография

Долорес родилась 17 сентября 1903 года в городе Питсбург, штат Пенсильвания, США, в семье актёров Мориса и Мэй Костелло. В детстве и юности много снималась в паре с отцом и сестрой Хелен, впервые появившись на экране в возрасте шести лет в картине 1909 года «Сон в летнюю ночь» по пьесе Шекспира. Затем Долорес и Хелен вместе дебютировали на Бродвее. Публика приняла их, и вскоре студия «Warner Bros.» заключила с сестрами контракт.

Самостоятельная карьера Долорес началась в середине 1920-х годов. В 1926 году она вошла в список «WAMPAS Baby Stars», то есть была признана подающей надежды актрисой. В том же году она снялась в паре с актёром Джоном Берримором в картине «Морское чудовище», экранизации романа Германа Мелвилла «Моби Дик». На съемках между актёрами начался роман и 24 ноября 1928 года они поженились.

Долорес слегка шепелявила, что затруднило её адаптацию к звуковому кино, но через два года выправила этот дефект речи. В 1931 году у актрисы родилась дочь Диди, а годом позже — сын, будущий известный актёр Джон Дрю Берримор. Став матерью, актриса стала уделять меньше внимания карьере и практически перестала сниматься.

В 1935 году она развелась с мужем из-за его сильного пристрастия к алкоголю. Её последними заметными работами были драма «Юный лорд Фонтлерой» (1936) по роману Фрэнсис Ходжсон Бернетт и фильм Орсона Уэллса «Великолепные Эмберсоны» (1942). В 1943 году Долорес завершила карьеру и ушла из кино. Она скончалась 1 марта 1979 года от эмфиземы.

Отрывок, характеризующий Костелло, Долорес

– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.