Еврейское кладбище Варшавы

Кладбище
Еврейское кладбище Варшавы
Еврейское кладбище Варшавы
Страна	Польша
Город	Варшава
Первое упоминание	1806
Статус	Действующее
Сайт	[beisolam.jewish.org.pl/pl-d/index-pl.php Официальный сайт]

Еврейское кладбище Варшавы — одно из крупнейших еврейских кладбищ в Европе и второе по величине еврейское кладбище Польши (после нового кладбища в Лодзи). Кладбище занимает территорию площадью около 33,3 га, на нём находится около 200 000 могил. Расположено в варшавском районе Воля возле кладбища других конфессий, по периметру огорожено кирпичной стеной. Некоторые надгробия кладбища являются ценными памятниками садово-паркового искусства.

Кладбище разделено на участки: для ортодоксальных иудеев (на котором, в свою очередь, есть участки для мужчин, женщин и священнослужителей), последователей реформистского иудаизма, детей, военных и жертв Варшавского гетто. Является действующим кладбищем еврейской общины Варшавы и окрестностей.

Проезд на городском транспорте Варшавы: в будние дни — трамвай № 1, 22 и 27 и автобус № 107, 111, 180, в выходные дополнительно — автобус № 100, остановка «Еврейское кладбище» или «Эсперанто».

История

В 1806 году еврейская община Варшавы обратились к городским властям с просьбой о создании нового кладбища для евреев. Ходатайство было удовлетворено и в следующем году кладбище было создано совместно с Chevra kadisha. Старейшее из сохранившихся надгробий находится на могиле Сары, дочери Элиэзера, умершей 8 сентября 1807.

В течение первого десятилетия своего существования это кладбище использовалось в основном для высших слоёв еврейского общества, представителей бедных еврейских семей хоронили на другом кладбище, на правом берегу Вислы. Несмотря на это, уже к 1824 на кладбище не хватало места для новых захоронений. Первый похоронный дом на кладбище был создан в 1828, но уже в 1831 он был разрушен русской армией в ходе подавления ноябрьского восстания. Новое здание похоронного дома было построено в следующем году и расширено в 1854. В 1840 и 1848 некрополь кладбища был расширен. Примерно в то же время кладбище стало использоваться для захоронения всех евреев, независимо от социального статуса. К 1850 управление кладбищем перешло от Chevra kadisha к администрации, назначаемой властями Российской империи, была создана специальная похоронная служба.

Еврейское кладбище было отделено от центра города и Варшавского гетто глубоким рвом, созданным в 1777, чтобы предотвратить распространение чумы. В 1873 еврейская и католическая общины Варшавы совместно решили построить мост через этот ров, чтобы облегчить доступ к обоим кладбищам. В 1860 и 1863 еврейское кладбище было вновь расширено, и в 1869 достигло своих нынешних границ. Тем не менее, оно быстро переполнилось, и с 1885 все погребения, финансируемые еврейской общиной (то есть погребения выходцев из бедных семей) производились на кладбище в варшавском пригороде Бродно. В 1877 несколько богатых еврейских семей Варшавы на свои средства построили на кладбище синагогу (здание в неоклассическом стиле, архитектор Адольф Шиммельпфенниг) а также два похоронных дома — для мужчин и женщин. Второй этаж был отведен для проживания раввина.

В еврейской общине Варшавы неоднократно возникали конфликты по поводу контроля за кладбищем и различных вопросов захоронения. В 1913 году было решено разделить кладбище на четыре участка: для ортодоксальных иудеев, для сторонников реформистского иудаизма, для детей и для военных и государственных деятелей. После Первой мировой войны кладбище снова оказались переполненным. В 1930-х кладбище было окружено высокой стеной, а в 1939 началось строительство Мавзолея в память евреев, боровшихся за независимость Польши. Сооружение Мавзолея было остановлено из-за начала Второй мировой войны и немецкой оккупации Польши.

Во время войны кладбище было частично разрушено. Немецкие оккупационные власти использовали его для захоронения жертв Варшавского гетто, Варшавского восстания 1944 и других жертв массовых расправ, захоронения при этом производилось без учета национальной принадлежности. 15 мая 1943 немцы взорвали все здания в районе кладбища, в том числе синагогу и похоронные дома, лишь небольшая часть зданий сохранилась до наших дней. Большой ущерб кладбищу был нанесён также во время Варшавского восстания 1944 года, когда линия фронта прошла прямо через кладбище. После войны кладбище было восстановлено. Во время коммунистического режима в Польше городские власти предполагали проложить новую городскую магистраль прямо через середину кладбища, но этот план так и не был осуществлён.

В 1990-х на кладбище начали ремонт, впервые с 1930-х годов, в основном за счёт еврейской общины Варшавы и Фонда семьи Ниссенбаум, а также средств муниципалитета Варшавы.

Кладбище является действующим, на нём производится ежегодно от 20 до 30 новых захоронений.

Известные люди, похороненные на кладбище

См. также: Категория:Похороненные на Еврейском кладбище (Варшава)

Список погребённых

• Ан-ский, Семён Акимович (Шлойме-Занвл (Соломон) Раппопорт) — этнограф, писатель, драматург;
• Ашкенази, Шимон — историк, политик и дипломат;
• Балабан, Майер — историк;
• Беркенгейм, Александр Моисеевич — эсер и деятель кооперативного движения;
• Берлин, Нафтали Цви Иеуда — раввин, глава Воложинской иешивы;
• Вавельберг, Ипполит Адреевич — основатель Варшавского технического училища;
• Винавер, Шимон Абрамович — шахматист;
• Воляновский, Люциан — журналист, писатель и путешественник;
• Глюксберг, Ян (1793—1859) — польский книгоиздатель, типограф и общественный деятель.
• Гнесин, Ури Нисан — писатель;
• Датнер, Шимон — историк;
• Дов Бер Майзельс — раввин Кракова и Варшавы;
• Дромлевичова, Зофья — писательница и сценарист;
• Заменгоф, Людвик Лазарь — врач и создатель языка эсперанто;
• Зелигсон, Адольф Ноевич (1867—1919) — русский и польский архитектор, мастер модерна;
• Каминска, Эстер-Рохл (1870—1925) — актриса, мать Иды Каминска;
• Клепфиш, Михаил — участник Сопротивления;
• Кватерко, Адам (1913—1993) — публицист, журналист, главный редактор газеты «Фолксштимэ»;
• Крамштык, Исаак — раввин, юрист и писатель;
• Лессе, Александр — художник и критик;
• Оргельбранд, Самуэль — издатель;
• Перец, Ицхок Лейбуш (1852—1915) — классик еврейской литературы на идише;
• Познанский, Самуэль, раввин;
• Слонимский, Зиновий Яковлевич (Хаим-Зелик Слонимский) — издатель, астроном и изобретатель;
• Соловейчик, Хаим (Брискер) — раввин, создатель новаторского метода изучения Талмуда, названного «брестским»;
• Стрыйковский, Юлиан (Песах Старк, 1905—1996) — писатель и журналист;
• Рожаньский, Юзеф — офицер органов безопасности;
• Фаянс, Максимилиан — художник и фотограф;
• Флатау, Эдвард — невролог;
• Флямберг, Александр — шахматист;
• Черняков, Адам — инженер, сенатор, глава юденрата Варшавского гетто;
• Эдельман, Марек — последний руководитель восстания в Варшавском гетто.

Ссылки

• [www.sztetl.org.pl/en/article/warszawa/12,cemeteries/1550,jewish-cemetery-okopowa-street-/ Еврейское кладбище] в Музее истории евреев в Польше, виртуальный тур
• [cemetery.jewish.org.pl/ Онлайновый проект для создания полного списка захоронений на еврейском кладбище Варшавы]
• [www.jewishcem.waw.pl/english/start.htm Фонд еврейского кладбища «Гесия»]
• [history1900s.about.com/library/holocaust/aa100499.htm The Jewish Cemetery in Warsaw]

Отрывок, характеризующий Еврейское кладбище Варшавы

– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?