Е-метр

Е-метр (сокращение слова «электропсихометр»; англ. E-meter) — электронный прибор, представляющий собой видоизменённый омметр или измерительный мост, использующийся в дианетике и саентологии в практике одитинга и регистрирующий изменения электрического сопротивления человеческого тела постоянному электрическому току. Саентологи продают Е-метр Modell Mark Super VII Quantum E-Meter за 7428 евро, при стоимости его производства равной 100 евро. Прибор используется в шарлатанских целях.

История

Е-метр (E-meter) был создан в 1940-х американским изобретателем и мануальным терапевтом (англ. chiropractor) Волнеем Мэтисоном и назывался Mathison Model B Electropsychometer — электропсихометр Мэтисона модель Б. Мэтисон до того, как стал сотрудничать с Хаббардом, был психоаналитиком-фрейдистом.

Первоначально в качестве электродов Мэтисон использовал обычные металлические кухонные тёрки, на которые пациент клал ладони рук и прижимал к ним пальцы в моменты волнения.

Несмотря на то, что Е-метр был изобретен Волнеем Мэтисоном, патентом на Е-метр впоследствии завладел Рон Хаббард, из аффидевита сына Хаббарда следует, что его отец получил патент путём шантажа и запугивания Мэтисона. Мэтисон никогда не судился с Хаббардом за присвоение своего изобретения, но он чувствовал горечь и разочарование от знакомства с Хаббардом. В 1964 году Мэтисон заметил: «Я осуждаю деятельность жалких мошенников, таких как саентологи и им подобные, которые бойко используют гипноз, а затем попытаются тайно применить его в своих фальшивых системах».

В 1950 годах электропсихометр Мэтисона был приспособлен Хаббардом для нужд дианетики и саентологии. В 1958 году Хаббард возобновил практику одитинга с помощью модификации Е-метра, сделанного двумя саентологами Don Breeding и Joe Wallis. Этот прибор назвали Электрометром Хаббарда. Хаббард получил на него патент США (3290589) в декабре 1966 года, в описании «Устройство для измерения и отображения изменений в сопротивлении человеческого тела». Однако существует патент США (2056778) на дизайн устройства, а слово «E-METER» является зарегистрированной маркой.

Саентологическое понимание работы Е-метра основано на требованиях оператора Е-Метра к испытуемому индивидууму, в которых одитинг является по сути единственной и главной практикой, а Е-метр как следствие — центральным устройством, помогающим одитору (оператору) в его деле.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Принцип действия

По своему электронному устройству Е-метр — это обычный гальванометр на основе моста Уитстона. Практическое применение сводится к измерению электрической проводимости тела через кожные покровы ладоней рук (кожно-гальванической реакции).

Критика

Показания Е-метра зависят от массы факторов. В первую очередь от таких, как индивидуальные особенности кожи, индивидуальный тонус мышц в конкретный момент времени, площадь соприкосновения ладоней с датчиками, наличие и качество состава загрязнений кожи, общее состояние здоровья организма, температура окружающего воздуха, влажность воздуха, давление воздуха, артериальное давление, индивидуальная потливость, наличие похмельного синдрома, синдрома отмены, абстиненции, и, в меньшей степени — от психологического состояния и активности мозга индивидуума в момент ответов на вопросы, так как единственная характеристика психики, которую можно регистрировать по КГР — это возбуждение ЦНС, которое может коррелировать с большим количеством психофизиологических факторов, таких как рефлексы и факторы приведённые выше.

Технически недостижимо в разрешении для данного типа устройств отличать такие тонкие характеристики психики как разные эмоции (очаги возбуждения и интенсивность которых можно локализовать в мозге только с помощью передового ЭЭГ), от огромного множества других факторов, при этом даже теоретически с помощью КГР невозможно отличить положительные переживания от отрицательных, данный тип устройств способен регистрировать только одну характеристику ЦНС — возбуждение, детекторы лжи, для сравнения, регистрируют от 4-х до 9-ти физиологических параметров, и даже несмотря на это их работа не всегда валидна, ставится под сомнение некоторыми специалистами и не признаётся некоторыми судами (В Германии и Польше). Исходя из этого, а также опираясь на результаты исследования данного прибора изложенного ниже , можно заключить, что несомненно, данное электронное устройство используется в псевдонаучных целях и ни с технической, ни с научной точки зрения, данное устройство не вызывает никакого интереса, а является всего лишь инструментом «доказательности» в интересах культа саентологии, имея приблизительно тот же уровень валидности , что и кофейная гуща у цыганки, оба метода, являются лишь инструментом суггестии для легковерных.

По заявлению саентологов, влияние сторонних факторов якобы «легко нивелируются правильной настройкой прибора», что не может иметь научного обоснования. И методы измерения и измеряемые таким образом параметры не признаны медициной. В докладе немецкому парламенту устройство было названо «научно бесполезным». Джордж Монтгомери, начальник отдела измерительной техники Национального Бюро Стандартов, и доктор Джон И. Лэйси, председатель отдела психофизиологии и нейрофизиологии в Филс НИИ Йеллоу Спрингс, заявили, что Е-метр «По основным своим характеристикам не соответствует критериям измерительного прибора».

Е. Г. Балагушкин отмечал, что Л. Р. Хаббард «применил к своей антинаучной психотерапевтической практике электрометр, измеряющий сопротивление человеческого тела, назвав его „Т-метр“, т. е. измеритель уровней „сознания Титан“, или степени приближения верующего к высшему божественному сознанию».

Судебные процессы

США

В начале 1960 годов Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств заинтересовалось тем, что саентологи используют в медицинской практике Е-метры, не имея соответствующей лицензии. 4 января 1963 года более 100 Е-метров и 200 экземпляров саентологических публикаций были изъяты федеральными маршалами из тогдашнего Головного здания Церкви саентологии. Основанием для обыска стал судебный иск Управления против организации Хаббарда. Секта была обвинена в мошеннической деятельности о якобы излечении с помощью Е-метра около 70 % всех физических и психических заболеваний. Ведомство также заметило, что данное устройство не способствует лечению тех заболеваний, для которых оно рекомендовано. Длительный судебный процесс с участием присяжных пришёл к выводу, что сведения о полезности Е-метра при лечении заболеваний искажены. Утверждения секты о том, что её литература не может быть основанием для судебного иска, поскольку она издана религиозной организацией, были отклонены судом, как не имеющие отношения к сути дела. Тем не менее, апелляционный суд отменил приговор на основании того, что правительство не сделали ничего, чтобы опровергнуть заявления секты, что саентология является религией. Суд в новом составе подтвердил первоначальное решение. В решении Окружного Суда США (Округ Колумбия) было указано, что Е-метр не имеет никакой практической возможности к применению в диагностике, лечении или профилактики какого-либо заболевания и не имеет общенаучной или медицинской подтверждённой возможности улучшать какие-либо функции организма. В 1971 году на основании решения суда Управление разрешило использовать Е-метры с обязательной предупредительной маркировкой на внешней стороне обложки или на титульном листе об отсутствии научных и медицинских подтверждений эффективности на любых письменных, печатных и графических материалах связанных с «Е-метром или с дианетикой и/или саентологией и/или одитингом или обработкой» не меньше чем 11 стандартным шрифтом. В октябре 1973 года все изъятые Е-метры и публикации были возвращены саентологам.

В судебном решении отмечалось, что Е-метр может дальше использоваться исключительно для «добросовестного религиозного консультирования» и с соответствующей предупредительной маркировкой

Внимание! Устройство известное как электрометр Хаббарда или Е-метр, применяемое при одитинге, практике саентологии и дианетики, ни с медицинской, ни с научной точки не пригодно для диагностики, лечения или предупреждения любого заболевания. Ни с медицинской, ни с научной точки зрения оно не способно улучшить здоровье или функции любого организма.

Оригинальный текст (англ.)  

The E-Meter is not medically or scientifically useful for the diagnosis, treatment or prevention of any disease. It is not medically or scientifically capable of improving the health or bodily functions of anyone.

Секта приняла видоизменённую версию этого акта, которая до сих пор связывается с Е-метром. Нынешняя редакция звучит как

Сам по себе этот измеритель не делает ничего. Он лишь служит руководством для проповедников секты в вероисповедном и пастырском консультировании. Е-метр не имеет с медицинской или научной точки зрения способности улучшения здоровья или телесных функций организма человека и предназначен лишь для религиозного использования учениками и проповедниками Церкви саентологии.

Оригинальный текст (англ.)  

By itself, this meter does nothing. It is solely for the guide of Ministers of the sect in Confessionals and pastoral counseling. The Electrometer is not medically or scientifically capable of improving the health or bodily function of anyone and is for religious use by students and Ministers of the Church of Scientology only.

Известный судья Герхард Геселл утверждал, что:

Хаббард и его последователи-саентологи разработали практику Е-метра для поддержки одитинга. Крупные суммы получались за Е-метр и сеанс одитинга на нём. Они неоднократно и недвусмысленно объясняли, что одитинг излечивает от многих физических и психических заболеваний. Отдельное обследование с помощью Е-метра объявлялось как ведущее к достижению „клира“ и внушалось, что были твёрдые доказательства за раз избавиться от многих, прям большинства, болезней с благоприятным исходом. Одитинг гарантировал быть успешным. Все это было и есть по своей сути ложь.

Оригинальный текст (англ.)  

Hubbard and his fellow Scientologists developed the notion of using an E-Meter to aid auditing. Substantial fees were charged for the meter and for auditing sessions using the meter. They repeatedly and explicitly represented that such auditing effectuated cures of many physical and mental illnesses. An individual processed with the aid of the E-Meter was said to reach the intended goal of 'clear' and was led to believe that there was reliable scientific proof that once cleared many, indeed most, illnesses would successfully be cured. Auditing was guaranteed to be successful. All this was and is false.

Швеция

В 1979 году суд запретил именовать Е-метр как «неоценимую помощь измерения психического состояния человека и его изменения» в любой рекламе. Данный запрет был поддержан Европейской комиссией по правам человека в деле X. and Church of Scientology v. Sweden.

См. также

• Полиграф

Литература

• Балагушкин Е. Г. Критика современных нетрадиционных религий (истоки, сущность, влияние на молодёжь Запада). — М.: Изд-во МГУ, 1986. — 286 с. — 12 300 экз.
• [skepdic.ru/e-metr/ Е-метр] // Кэрролл Р. Т. Энциклопедия заблуждений: собрание невероятных фактов, удивительных открытий и опасных поверий. — М.: Издательский дом «Вильямс», 2005. — 672 с. — ISBN 5-8459-0830-2, ISBN 0-471-27242-6.

Ссылки

• United States District Court, District of Columbia, 1971. "United States of America, Libelant, v. An Article or Device... 'Hubbard Electrometer' or Hubbard E-Meter,' etc., Funding Church of Scientology, et al., Claimants. No. D.C. 1-63 (July 30)
• [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,900653,00.html Victory for the Scientologists], Time (14 февраля 1969). Проверено 18 октября 2007. 2.14.1969, Vol. 93 Issue 7, p. 86
• Pilkington, Mark [www.guardian.co.uk/science/2005/feb/17/science.research Clear thinking]. Far out. The Guardian (17 февраля 2005). Проверено 18 октября 2007. [www.webcitation.org/68iVT2eW4 Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].

Отрывок, характеризующий Е-метр

– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.