Замок Линкольн

Замок
Линкольн англ. Lincoln Castle
Общий вид замка Линкольн со стороны Линкольнского собора
Страна	Англия
Город	Линкольн
Основатель	Вильгельм I Завоеватель
Дата основания	1068
Статус	охраняется государством

Замок Линкольн (англ. Lincoln Castle) — норманский замок в Линкольне (Англия). Строительство замка Линкольн начато в 1068 году по указу Вильгельма Завоевателя, отдельные структуры возводились вплоть до конца XV века. Место сражений и осад в XII—XIII веках, позже служил тюрьмой (вплоть до XIX века). Замок Линкольн — место хранения одной из четырёх уцелевших копий Великой хартии вольностей.

История

Линкольнский замок был заложен в 1068 году, через два года после завоевания Англии нормандцами. Приказ о его строительстве, наряду с замками в Йорке, Ноттингеме и Гастингсе, был отдан Вильгельмом Завоевателем, стремившимся закрепить своё господство над Англией. Замок строился на господствующей над городом и рекой высоте, где ещё в римские времена располагалась римская цитадель. Римская стена продолжала служить правителям Линкольна и в Средние века, но к настоящему времени от неё сохранились только отдельные фрагменты, включая ворота в современном районе Линкольна Бейлейте. Вероятно, между римским и нормандским периодами на этом месте могла находиться и саксонская крепость — на это указывает упоминание о заточении Вильгельмом заложников из влиятельных семей Линдси в месте, которое Симеон Даремский называет Lindecollino castro. Норманский замок возводился над юго-западной частью римского укрепления (в то время как в юго-восточной его части сопровождавший Вильгельма монах Ремигий де Фекамп начал строительство Линкольнского собора). Эта местность была к тому моменту плотно заселена — в «Книге Страшного суда» говорится, что ради строительства замка было снесено 166 домов и ещё 74 — чтобы расчистить подступы к нему. Каменная стена Линкольнского замка, по-видимому, построенная при Генрихе I, упоминается в письменных источниках уже в 1115 году.

Замок строился в стиле мотт и бейли; его внутренний двор приблизительно квадратной формы, окружённый земляным валом, вполне характерен для этого типа укреплений, в отличие от того факта, что вместо одной башни на насыпи, господствующей над двором, в Линкольнском замке построены две. Исследователь Королевского археологического института Уилсон, отмечая неровную и грубую линию стен замка, высказывает предположение, что они строились в большой спешке; стены сложены из нетёсаных камней, но вся конструкция оказалась прочной благодаря хорошему раствору. Характер расположения замка не позволял окружить его водой со всех сторон, но вместо этого его окружили сухим рвом, со внутренней стороны которого была сделана искусственная земляная насыпь, затруднявшая его форсирование. Рвом также был полностью окружён донжон замка, стоящий отдельно от его стен.

Линкольнский замок оставался во владении короны вплоть до царствования Эдуарда I, за исключением отдельных случаев, когда его судьба вверялась попечению вассалов. Так, замок был в своё время предоставлен императрицей Матильдой Ранульфу де Жернону, графу Честерскому. В сражении 1141 года под стенами Линкольна попал в плен узурпатор Стефан Блуаский. Однако позже ситуация переменилась и Честер продолжал удерживать Линкольн уже по воле Стефана, «до тех пор, пока он не сможет вернуться на свои земли в Нормандии». Графу было также поручено дальнейшее укрепление Линкольна, чем он занимался вполне успешно, по-видимому, организовав постройку донжона, известного как «башня Люси» — в честь его матери, Люси Болингброк. Ещё одна башня, известная как Кобб-Холл, была выстроена над северо-восточной оконечностью замковых стен после безуспешной осады Линкольна сторонниками французского принца Людовика в 1217 году (более ранние датировки связывают её постройку, как и постройку надвратной башни Восточных ворот, с именем Джона Гонта, владевшего замком полутора столетиями позже).

В конце царствования Генриха III Линкольн попал под управление графов Солсбери. После смерти Уильяма Солсбери в Палестине от его дочери начался род графов Линкольнов, продолжавшийся (в основном по женской линии) до середины XIV века. После смерти бездетной Алисы де Лейси, 4-й графини Линкольн, в 1348 году замок перешёл по завещанию во владение графов (а затем герцогов) Ланкастерских. С восхождением на английский престол Генриха IV Ланкастера в 1399 году Линкольн снова стал коронным владением и сохранял этот статус до 1832 года, когда был выкуплен местным магистратом.

На протяжении длительного времени (вплоть до 1878 года) Линкольнский замок, уже утратив своё оборонительное значение, служил местом заключения. Многие заключённые Линкольна в разные периоды его истории были казнены на крепостном валу и похоронены на территории замка; с образованием каторжных поселений в Австралии часть заключённых замка была переведена туда. Заключённым позволялось посещать богослужения в тюремной часовне, но при этом их запирали в специальных ложах, из которых они не могли видеть друг друга — единственное окно смотрело на кафедру священника. Гробообразная форма этих каморок была придана им как с этой целью, так и чтобы напоминать узникам о их конечной судьбе. В 1787 году на его территории была построена тюрьма графства — простое и непритязательное кирпичное здание, призванное тем не менее смягчить ужасающие условия содержания заключённых в подземельях замка. Здание тюрьмы служило не только как место заключения — там же проходили заседания суда и время от времени собрания властей графства. Также на территории замка в 40-е годы XIX века было построено здание уголовного суда.

В целом после утраты военного значения замок несколько столетий пребывал полузаброшенным. Книга «Линкольнский собор», вышедшая в последней трети XIX века, описывает полуразрушенные башни, упоминая, в частности, что от донжона сохранилось меньше половины высоты и верхняя кромка стен продолжает осыпаться. Значительную часть разрушений авторы книги датируют периодом Английской революции, но оговариваются, что уже к тому времени замок пребывал в запустении, ссылаясь на обзор времён царствования Якова I, описывающий замок как пустую оболочку, внутри которой были разрушены почти все старые хозяйственные здания; сохранились только тюрьма, суд и дом управляющего. В начале XXI века началась крупномасштабная реконструкция замка, в ходе которой должны быть восстановлены стены, две башни, тюрьма, здания суда Георгианской и Викторианской эпох, а также подготовлено подземное помещение для демонстрации оригинальных списков Великой хартии вольностей и Лесной хартии — двух исторических документов, хранящихся вместе только в Линкольне — и построен кинозал. В процессе реконструкции Линкольнского замка линкольнская копия Великой хартии вольностей (лучшая из четырёх сохранившихся по сей день) будет демонстрироваться вначале в Сент-Олбансе (Хартфордшир), затем в Бери-Сент-Эдмундсе (Суффолк), а в 2014 и 2015 годах в Библиотеке Конгресса и, вероятно, в ряде президентских библиотек на территории США.

При раскопках, сопровождающих реставрацию Линкольнского замка, была сделана важная археологическая находка: были обнаружены остатки церкви позднесаксонского периода (ок. 900 года). Рядом с церковью обнаружены каменный саркофаг с человеческими останками и золотыми украшениями, а также ещё восемь скелетов в деревянных гробах (один из которых также в шерстяном саване). Археологи рассматривают возможность отождествить останки в саркофаге с саксонским королём Блаккой (др.-англ. Blæcca), правившим в VIII веке в Линдси.

Современное состояние

В 1979 году замку Линкольн присвоен статус памятника старины национального значения (англ. scheduled ancient monument). Помимо кольца стен, со всех сторон, кроме южной, окружённых рвом, до настоящего времени сохранились четыре башни, в числе которых две расположены на насыпях, которые могут быть определены как «мотт» в архитектуре мотт и бейли. Так называемая башня Люси (англ. Lucy Tower), венчающая мотт на южной стороне стен, представляет собой многоугольный донжон. Она построена, по всей видимости, графом Ранульфом Честерским или его матерью Люси Болингброк и носит её имя. Первоначально донжон был двухэтажным, но к Новому времени второй этаж был полностью разрушен. На мотте меньшего размера с юго-восточной стороны стоит так называемая Наблюдательная башня (англ. Observatory Tower) норманской постройки, датируемая XIV веком. Основное сооружение венчает более поздняя добавка — башенка викторианской эпохи. Третья башня, подковообразный Кобб-Холл (англ. Cobb Hall), защищает наиболее уязвимый северо-восточный угол замковой стены, а четвёртая — простая норманская надвратная башня — построена над Западными воротами замка (также известными как Ворота Салли, англ. Sally Port). Этот въезд в замок был долгое время замурован, оставляя открытыми Восточные ворота, над которыми в XIV веке была сооружена арка, по бокам которой возведены привратные башенки. Перед Восточными воротами сохранилось основание барбакана, а со стороны замкового двора в викторианский период сделана пристройка, в которую вставлен эркер, перенесенный из средневекового здания в нижнем городе.

Башни и ворота замка Линкольн

Наблюдательная башня   Башня Люси   Западные ворота   Кобб-Холл   Ворота Салли

Во внутреннем дворе замка расположены более поздние постройки, включая два тюремных корпуса — Т-образную постройку конца XVIII века и более новую тюрьму середины XIX века, включающую небольшое женское крыло, — а также здание суда, возведённое в 20-е годы XIX века.

См. также

• Список замков Англии

Литература

• Francis Hill. [books.google.ca/books?id=Ma49AAAAIAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Medieval Lincoln]. — London: Cambridge University Press, 1948.
• Adrian Pettifer. Lincoln Castle, Close and City Wall // [books.google.ca/books?id=47iheRUGKIEC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false English Castles: A Guide by Counties]. — Woodbridge, Suffolk: Boydell & Brewer, 2002. — P. 143—144. — ISBN 0-85115-782-3.
• Darwin Porter, Danforth Prince. Lincoln Castle // [books.google.ca/books?id=AYT82eXH1l0C&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Frommer's England 2011: with Wales]. — Hoboken, NJ: Wiley Publishing, 2010. — P. 582. — ISBN 978-0-470-90250-9.
• [books.google.ca/books?id=oxoNAAAAYAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false History and antiquities of Lincoln: Lincoln cathedral]. — Lincoln: Brookes and Vibert, 1865. — P. 65—83.

Ссылки

• [www.lincolnshire.gov.uk/visiting/historic-buildings/lincoln-castle/ Lincoln Castle]. Lincolnshire County Council. Проверено 22 июля 2013. [www.webcitation.org/6JP73bDck Архивировано из первоисточника 5 сентября 2013].

Отрывок, характеризующий Замок Линкольн

Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!