Застольная ложа

Застольная ложа является масонским ритуалом, который проходит в торжественных случаях в виде банкета, как правило после собрания масонской ложи, в одном из оборудованных помещений масонского храма.

Застольная ложа включает традиционные тосты, которые применяются в основной процедуре ритуала. Застольная ложа отличается большой торжественностью.

Иногда застольная ложа называется Агапой.

Проведение

Руководит и возглавляет застольную ложу досточтимый мастер, первый и второй стражи, которые сидят во главе стола. Остальные братья сидят в соответствии со своими степенями по обеим сторонам стола.

Кубки и бокалы выравниваются в соответствии с таблицей, это означает, что они выравниваются по голубой ленте, которая расстилается на всю длину стола. Голубая лента является символом единства среди масонов.

Блюда подаются в несколько этапов. Этот организационный процесс позволяет выполнять ритуалы между этапами.

Ритуал предваряет тост. Но прежде, чем тост проходит, брат произносит ёмкую небольшую речь в зависимости от момента, например, «За процветание Братства» или «Отечества». После удара молотка досточтимого мастера кто-либо из братьев может взять слово для произнесения тоста.

Оба стража ложи обучают братьев, сидящих рядом, чтобы они правильно наполняли бокалы, которые именуются в ритуале пушками. Эти действия подчёркивают символический характер ритуала. Как только стражи убеждены, что пушки наполнены, все участники встают к порядку. Последующее размещение бокалов фиксируется как символический салют.

Тосты, как правило бывают следующие:

• За процветание своей страны
• За руководителя государства, за законноизбранную власть
• За Великую ложу (в состав которой входит данная ложа) и её Великого мастера
• За Досточтимого мастера, офицеров и братьев ложи
• За благополучие семей и родственников масонов
• За процветание братьев посетителей ложи
• И в память о всех больных и умерших братьях.

Песни

Во время проведения застольной ложи, для укрепления чувства общности среди масонов, поются песни. В основном они исполняются сразу после тостов.

Значение салфетки

Во второй половине XVIII века был обычай класть салфетку через руку или плечо. Этот обычай до сих пор практикуется в некоторых ложах при проведении застольной ложи.

• Ученик берёт салфетку за угол левой рукой и оборачивает её вокруг запястья.
• Подмастерье ударяет салфеткой по левому предплечью.
• Мастер распахивает салфетку через левое плечо.

В инструкции 1775 года значение этой символики объясняется следующим образом: Масон всегда должен быть готов взять свой меч. Салфетка выбрасывается через правое плечо.

Пушки

Бокалы называются в масонстве также пушками, потому что с ними связывают символический выстрел салюта в конце тоста. Обычно многие из пушек (бокалы) украшены символами масонства. Ножка или дно бокала усилены, чтобы предотвратить поломку.

Белая доска

В некоторых ложах присоединение к застольной ложе происходит после так называемой белой доски. За этим застольем идёт завершение обсуждения предмета предыдущей работы в храме. Это духовная работа является дополнением к обучению учеников.

Подделки

Масонский ритуал застольной ложи практикуется в немного изменённом виде во многих студенческих организациях и называется ритуалом Саламандры.

См. также

• Словарь масонских терминов
• Масонская ложа
• Исследовательская ложа
• Дикая ложа
• Ложа скорби
• Великая ложа
• Масонские должности

Литература

• Карпачёв С. П. Путеводитель по масонским тайнам. — М.: Центр гуманитарного образования (ЦГО), 2003. — 192 с. — (Библиотека вольного каменщика). — 2 500 экз. — ISBN 5-7662-0143-5. (в пер.)

• Eugen Lennhoff, Oskar Posner, Dieter A. Binder: Internationales Freimaurer Lexikon. 5. Auflage 2006, Herbig Verlag, ISBN 978-3-7766-2478-6
• Jens Oberheide: Logengläser: Die Gläsersammlung Bodo Nährer Im Rahmen einer kulturhistorischen Betrachtung der Entstehung und Entwicklung von Trink- und Tafelsitten. 2. Auflage 2010, Adeva Verlag, ISBN 978-3-201-01222-5

Ссылки

• [www.freimaurerei.ch/d/alpina/artikel/artikel-2006-11-01.php Ausführlicher Bericht der Schweizer Großloge Alpina zur Tafelloge]

Отрывок, характеризующий Застольная ложа

– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.