Дикая ложа

Дикая ложа — организационное объединение масонов или просто профанов, заявляющих о себе как о масонской организации, не признаваемое за таковую со стороны других законных масонских организаций. Дикие ложи не имеют патент на право проведения работ от законной великой ложи, не соблюдают масонские традиции, конституции и регламенты.

Описание

Название дикая ложа носят бывшие масонские ложи, которые вышли из под контроля своей великой ложи и не соблюдают масонские конституции и регламенты, а иногда и законы государственные. Часто под названием дикая ложа имеются в виду организации, которые намеренно преследовали цель изменить традиционные правила и действовать выходя за их рамки. Подобные организации создают ритуалы неизвестного происхождения, которые не получили признания мирового масонства.

Дикие ложи могут функционировать без патента великой ложи, а руководство может осуществляться несколькими масонами, имеющими абсолютную власть. Обязательным является наличие патента у каждой регулярно созданной масонской ложи. Некоторые из диких лож создаются намеренно профанами с целью имитации масонских собраний и ритуалов. Другие ложи, некогда считавшиеся регулярными (правильно созданными), под влиянием некоторых масонов начинают отклонятся от масонской традиции, что приводит к несоблюдению масонских ландмарок, неправильным посвящениям, замене утверждённых и соответствующих конкретному уставу масонских ритуалов. Подобные организации также допускают существенные упрощения в приёме кандидатов и не поддерживают контактов со своей великой ложей. Также причиной ухода ложи в дикость может стать уменьшение количества членов ложи (менее семи мастеров-масонов), что приведёт к невозможности проведения регулярных работ и посвящений. Отсутствие желания у братьев увеличивать ложу по численности и нежелание братьев видеть в своей ложе новых членов также способствует превращению такой ложи в нерегулярную, то есть в дикую.

История

Согласно древним уложениям братства вольных каменщиков, пять мастеров-масонов ложи её формируют и могут иметь возможность создания правильной (регулярной) ложи, которая получит полномочия, как легально работающая. Другим ложам, имеющим менее пяти мастеров, никогда не будет дано разрешение на учреждение ложи, и такая ложа не будет признана юридически. После создания первой великой ложи это правило было утверждено в старом положении, в статье VIII [из «Общих положений» Джеймса Андерсона 24 апреля 1723 года], для того, чтобы иметь возможность создавать правильные ложи. Данное руководство этой произвольной мерой привело вскоре к спорам, вследствие чего была создана вторая великая ложа, члены которой стали называться древними. Старый закон, который действовал в первой великой ложе, и по которому выдавались патенты ложам и даже патенты отдельным братьям, не утверждал, что должно соблюдаться первое требование, а именно требование о количестве братьев числом не менее пяти. В Германии несколько лож были созданы с правильным или неправильным количеством братьев всё по той же конституции и в соответствии с законом, как и было заявлено в Англии для тех лож, которые не были ею признаны.

Известные дикие ложи

Северные братья

Эта ложа была создана по инициативе русских братьев разных послушаний в Париже. Идейным вдохновителем создания ложи был писатель и выдающийся масон — Михаил Андреевич Осоргин. Он стал основателем ложи и её досточтимым мастером со дня основания по 11 апреля 1938 года.

Ложа работала с октября 1931 по апрель 1932 года, как узкая масонская группа, а с 17 ноября 1932 года — как учебная группа. Акт учреждения подписан 12 ноября 1934 года. Ложа работала независимо от существующих масонских послушаний по Древнему и принятому шотландскому уставу. С 9 октября 1933 по 24 апреля 1939 годы провела 150 собраний, затем прекратила свою деятельность. Первоначально собрания проводились на квартире М. А. Осоргина по понедельникам, после 101-го собрания — на других квартирах.

П-2

Одним из характерных примеров упадка ложи и превращения её в дикую является пример с ложей П-2. В самом начале своей истории и в годы её расцвета она являлась законной масонской ложей, соответствующей требованиям закона и масонских традиций. Но с 1970 годов начинается упадок ложи, и она теряет масонские признаки.

Растущее влияние Джелли начало беспокоить великого мастера Великого востока Италии, который в конце 1974 года внёс предложение о прекращении деятельности («усыплении») ложи «П-2». На конвенте Великого востока Италии в декабре 1974 года за её усыпление проголосовали представители 400 из 406 представленных лож. В марте 1975 года Джелли выступил с обвинениями великого мастера в финансовых преступлениях и забрал свои слова назад только после того, как тот выдал патент на возобновление работ ложи, несмотря на то, что ВВИ к тому времени закрыл её. Ложа «П-2» стала регулярной, членство в ней больше не было тайным, и Джелли был назначен её досточтимым мастером. В 1976 году Джелли испросил разрешение временно приостановить работы в своей ложе, чтобы она при этом не была усыплена полностью. Этот юридический нюанс позволил ему сохранить некоторую видимость регулярности своего частного клуба, при этом будучи неподотчётным ВВИ.

В 1976 году «П-2» была лишена патента и до 1981 года функционировала подпольно (как дикая ложа), нарушая законодательство Италии, запрещающее членство правительственных чиновников в тайных организациях.

В 1980 году Личо Джелли в одном из интервью проболтался о своём влиянии в масонских кругах. Разгневанные этим заявлением братья провели заседание масонского трибунала, решением которого Джелли в 1981 году был исключён из ордена, а ложа «П-2» закрыта.

Дикие великие ложи

Русская регулярная великая ложа

В марте 2001 года из состава Великой ложи России (ВЛР) вышли около 100 человек. Как утверждалось вышедшими из ВЛР, причиной выхода стало: несогласие братьев с внутренней политикой, проводимой тогдашним руководством ВЛР. Из трёхтомника по истории русского масонства в XX веке историка масонства А. И. Серкова следует, что во время раскола ушли члены следующих лож: «Гармония», «Лотос», «Астрея», «Юпитер» и «Орион».

16 апреля 2001 года вышедшие провели свою ассамблею, после которой объявили о появлении «Русской регулярной великой ложи» (РРВЛ). Согласно материалам словаря «Масоны», историка масонства С. П. Карпачёва, РРВЛ стала добиваться признания Объединённой великой ложи Англии и регулярных великих лож, и добивалась его вплоть до июня 2007 года. РРВЛ не была признала ни одна великая ложа в мире и по масонским принципам признания она считалась дикой ложей.

Новый Великий восток народов России

12 февраля 2011 года было объявлено о появлении новой организации, заявляющей о себе как о масонской. Организация была представлена как Великий восток народов России. До момента появления сайта в 2011 году, и информации о истории появления нового ВВНР на его главной странице, о подобной организации не было информации ни в одной исторической работе. В трудах по истории масонства А. И. Серкова и С. П. Карпачёва о подобной организации не встречено никаких упоминаний. Тем не менее, авторы информации на официальном сайте нового ВВНР утверждали, что данная организация появилась в 1999 году.

Также, 12 февраля 2011 года появилась информация о том, что в составе нового ВВНР есть три ложи: «Пифагор», «Возрождение» и «Большая медведица». Когда и кем были созданы эти ложи, и под юрисдикцией какой из великих лож, не сообщалось.

Весной 2012 года на сайте нового ВВНР было объявлено о пробуждении «великим мастером» этой организации ложи «Северная звезда» Великого востока России (который так и не был создан). Ложа «Северная звезда» была учреждена Великим востоком Франции 28 апреля 1991 года в Москве и всегда находилась под его юрисдикцией. Ложа проводила свои собрания до 2006 года и в связи с малочисленностью была закрыта. Архив и патент ложи были переданы в архив Великого востока Франции. Но по заявлениям руководителя ВВНР он лично воссоздал эту ложу, и теперь она якобы входит в состав ВВНР. Информация о ложе «Северная звезда» достаточно хорошо представлена в научных трудах разных исследователей масонства в России. И в этой информации нет упоминаний о том, что члены организации под названием ВВНР воссоздали ложу чужого послушания, членами которого они сами не являлись и не являются. Подобная информация отсутствует и у других историков масонства, кто следит за событиями в масонстве России и издаёт периодически научные труды о масонстве.

Великие ложи России — ВЛР и ОВЛР — не признают новый ВВНР в качестве масонской организации и считают его дикой, самопровозглашённой организацией, мимикрирующей под масонскую. Российские сёстры, члены Великой женской ложи Франции не считают ВВНР масонской организацией и не допускают членов ВВНР в качестве гостей на свои собрания. Ложи «Москва» № 6018 и «Астрея» № 6032 ВВФ не считают новый ВВНР масонской организацией и не поддерживают с ним никаких контактов. Ложа «Николай Новиков» № 1330 Великой ложи Франции не допускает членов ВВНР на свои собрания.

В совете ордена Великого востока Франции 12 декабря 2012 года было рассмотрено заявление от нового ВВНР о признании его в качестве масонской организации, представляющей либеральное масонство в России. Единогласным решением (35 голосов против) новый ВВНР не был признан в качестве масонской организации.

См. также

• Масонская ложа
• Исследовательская ложа
• Застольная ложа
• Ложа скорби
• Масонские должности
• Великая ложа

Отрывок, характеризующий Дикая ложа

Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.