Ивановский, Александр Александрович

Александр Александрович Ивановский
Дата рождения	8 августа 1905(1905-08-08)
Место рождения	станция Муртазово, Российская империя (ныне город Терек, Терский район, Кабардино-Балкария
Дата смерти	4 января 1959(1959-01-04) (53 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1927 — 1959 годы
Звание
Командовал	14-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Александрович Ивановский (8 августа 1905 года, станция Муртазово, ныне город Терек, Кабардино-Балкария — 4 января 1959 года, Москва) — советский военный деятель, генерал-майор (1954 год).

Начальная биография

Александр Александрович Ивановский родился 8 августа 1905 года на станции Муртазово, ныне в городе Терек Кабардино-Балкарии.

Военная служба

Довоенное время

В октябре 1927 года был призван в ряды РККА, после чего был направлен на учёбу в полковой школы 89-го кавалерийского полка (10-я кавалерийская дивизия, Северокавказский военный округ), после окончания которой в 1928 году там же был назначен на должность младшего командира.

В сентябре 1930 года был направлен на учёбу в Объединённую военную школу имени ВЦИК, но в сентябре 1932 года был переведён в Тамбовское кавалерийское училище, после окончания которого в октябре 1933 года был назначен на должность командира взвода курсантов в этом же училище, в июне 1936 года — на должность командира взвода курсантов в Пензенском кавалерийском училище, а в декабре 1937 года — на должность командира взвода курсантов в Тамбовском кавалерийском училище.

В сентябре 1938 года Ивановский был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, после окончания которой в мае 1941 года был назначен на должность помощника начальника 1-го отделения штаба 202-й мотострелковой дивизии (12-й механизированный корпус, Прибалтийский военный округ).

Великая Отечественная война

С началом войны дивизия принимала участие в приграничном сражении, а с 23 по 25 июня — во фронтовом контрударе против 4-й танковой группы противника на шяуляйском направлении, в ходе которого понесла серьёзные потери и попала в окружение, после чего отступала через территорию Литвы и Белоруссии. В июле Ивановский был назначен на должность заместителя начальника штаба дивизии, которая в сентябре была преобразована в 202-ю стрелковую дивизию. В октябре был назначен на должность начальник штаба этой же дивизии, после чего принимал участие в ходе контрудара по противнику в районе Старой Руссы и Демянской операции.

В декабре 1942 года был назначен на должность начальника штаба 43-й гвардейской стрелковой дивизии, которая принимала участие в ходе Демянской операции, а затем в боевых действиях по разгрому старорусской группировки противника, оборонительных боевых действиях на реке Ловать в районе Великих Лук и в Ленинградско-Новгородской операции.

В июне 1944 года Ивановский был назначен на должность начальника штаба 130-го стрелкового корпуса, а в июле того же года — на должность начальника штаба 14-го стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе Рижской и Мемельской наступательных операций, а также в блокаде группировки противника на Курляндском полуострове. Во время Рижской операции с 15 по 24 сентября полковник Ивановский исполнял должность командира корпуса.

Послевоенная карьера

С июля 1945 года состоял в распоряжении Военного совета Северной группы войск и с сентября исполнял должность заместителя начальника Оперативного управления штаба этой же группы войск, а с декабря исполнял должность начальника штаба 130-го стрелкового корпуса.

В июле 1946 года Ивановский был назначен на должность начальника штаба 23-го гвардейского стрелкового корпуса, в июне 1948 года — на должность заместителя командира 5-й гвардейской стрелковой дивизии, в январе 1950 года — на должность начальника штаба 16-го гвардейского, а с июня — на должность начальника штаба 36-го гвардейского стрелковых корпусов.

В октябре 1952 года Ивановский был направлен на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых в октябре 1953 года был назначен на должность начальника штаба 2-го гвардейского стрелкового корпуса, в июле 1956 года — на должность начальника штаба 13-го гвардейского стрелкового корпуса (Московский военный округ), а в марте 1957 года — на должность начальника штаба 38-й армии (Южная группа войск).

Генерал-майор Александр Александрович Ивановский умер 4 января 1959 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина;
• Три ордена Красного Знамени;
• Два ордена Отечественной войны 1 степени;
• Орден Красной Звезды;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 238—239. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Ивановский, Александр Александрович

Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…